Алексей КУРГАНОВ
Миниатюра из серии «Гаррий Бонифатьевич и его большой зелёный чемодан»
— Гаррий Бонифатьевич, разрешите доложить: видел поэтессу Котлетову. Шла из женской консультации, которая около пивной «Дом крестьянина». Я туда наведался (не в пивную, а в консультацию. Чего мне в пивной-то делать, если я там с утра уже три раза был!), элегантно обаял медсестру в справочной (я ж такой обаятельный! Шты ты!) и выяснил: Котлетова носит под сердцем дитя. А Котлетова из консультации пошла на бульвар, который рядом с распивочной «У Ритки», где повстречалась со сказочницей Птибурдуковой. Птибурдукова выглядит замечательно! Она носит под сердцем дитя.
— Говорил уже.
— Вы меня не поняли. И та носит, и эта.
— Действительно не понял. Одного на двоих, что ли?
— Хе-хе. Шутник вы, Гаррий Бонифатьевич. Хотя чего вам не шутить? Вы ж начальник. Это я — вошь…
— Но-но! Вы это прекратите мне тута! У нас сегодня демократия! Все равны передо мною. Дальше.
— …а на углу Фрауермана-Конноармейской они повстречали драматургиню Еловую и дальше шли уже вместе, оживлённо щебеча. Еловая тоже носит под сердцам дитя.
— Ты сразу за тремя следил, что ли? Ну, герой! Просто Шерлок Холмс!
— Скажу деликатнее: интересовался. Я же такой интересующийся! Шты ты. А сразу за тремя потому, что их через окошко увидел. Которое «У Ритки». А когда они к Конноармейской пошли, пошёл за ними. Даже стакан у Ритки не допил! Даже беляш не дожрал! Даже морду салфеткою не вытер. А ведь всегда вытирал. Всегда допивал.
— Именно что герой. Грамоту тебе выпишу. Деревянную. Именную. В знак особого отличия за особое усердие. И куда ж они оттуда пошли?
— К Майорихе. Вахтёрше Дворца Культуры. Который рядом с пивной «Василёк».
— А Майориха что?
— Что?
— Тоже носит?
— Чего?
— Кого. Дитя.
— Хе-хе. Шутник вы, Гаррий Бонифатьевич. Хотя чего вам. Вы ж начальник…
— Опять?
— Извините. Нет, Майориха уже относилась. Ей уже семьдесят пять. Семь внуков, пять кошек. Восемнадцать тыщ оклад. Много!
— А накой они к ней-то пошли?
— Не знаю, но догадываюсь. Я ж такой догадливый! Шты ты! Советоваться. Хотя подслушать мало чего удалось. Из афишной тумбы, в которую я залез в маскировочных целях, слышно было отвратительно. Но я в ей дырочку пальцем проткнул ( у меня ж пальцы прям железные! Шты ты!), так что видно замечательно. Я ж такой зоркий! Шты ты!
— И всё-таки что-то ты услышал?
— Услышал. Все трое одно и то же имя называли. И отчество.
— Слушаю.
— Мне неловко говорить… Я вообще такой неловкий… Шты ты…
— Не в президиуме! Глаголь!
— Они вас называли, Гаррий Бонифатьевич.
— И правильно! Я же их начальник. Начальника никогда не грех вспомнить.
— Они ещё слова произносили. В связи с вашими прекрасными именем и фамилией.
— Какие?
— Мне неловко… Я же…
— Молчать! Говорить!
— Слова «подлец», «скотина» и «педораз». «Педораз» особенно часто. И в суд грозились подать. Все трое. Говорили: у него денег много. Пусть всем троим алименты выплочивает.
— Кто?
— Педораз.
— Но-но! Поговори у меня, вошь!
— Сами ж…
— Хм… И всё-таки что их угрозы должны означать? Как ты думаешь?
— Мне-то чего думать? Не меня ж обзывали…
— Опять начинаешь? Да, это пища для размышлений… «Не думай об секундах свысока»… Значит, Котлетова, Птибурдукова и Еловая? А Гюльчатаевой с ними не было?
— А это кто такая?
— Какая тебе разница? Не было?
— Не было. Их только трое было. Мне можно итить?
— Иди. И идя, смотри внимательно! У меня на тебя большие перспективы!
— Обязательно. Я ж такой зоркий! Шты ты!