Предисловие автора.
Рассказ этот основан на подлинном
происшествии, рассказанном автору
участником этих событий.
Изменены только имена и некоторые
обстоятельства.
***
– Вы в Одессе никогда не были? А с одесситами общались? Ага, понятно… Ну, песни-то одесские, знаменитые, наверняка слыхали? «Ах, Одесса!», «Шаланды, полные кефали»? Значит, не так всё безнадёжно! И про родную Мясоедовскую улицу тоже знаете? О, даже пели как-то за столом – ну, молодцы! Помните, там такие строчки:
Есть на этой улице больница,
Все её Еврейскою зовут.
Я желаю вам, друзья, не бывать там никогда,
Пусть мои враги туда идут!
Я не знаю, почему она зовётся Еврейской, но в Одессе все знают, что это – больница скорой помощи. То есть везут туда всяких горемык с переломами, избитых, попавших под машины – ну, и так далее.
Так вот. Было это в голодные, злые, мрачные девяностые. Я тогда только закончил наш Одесский медин – медицинский институт. Он продолжал по инерции работать, готовить врачей, ведь развал страны ещё только начал набирать силу. Нет, ну конечно, уже и профессора начали «валить за бугор», и зимой почти не топили в аудиториях, но стипендию ещё платили, да. Однако цены уже жонглировали тремя-четырьмя нулями, а пенсии, стипендии, да и зарплаты оставались…ну, что я вам тут пою – сами, небось, помните эти годы. Талоны, купоны, карбованцы – худые, пришибленные. И на их фоне – жирный, самодовольный, вечнозелёный доллар, недавно появившийся, но уже наглый до невозможности.
Да, так вот. Это сейчас перед вами столичный профессор. А тогда я был свежевыпущенным докторишкой-интерном – нищим, голодным, неопытным, и в этой самой больнице скорой помощи постигал, так сказать, на практике то, чему учили меня в институте. А практика была серьёзная. Постоянно привозили покалеченных – резко возросло число драк, наездов – в буквальном смысле и в переносном. Привозили и с огнестрелами, это, кому непонятно, так раны огнестрельные называются. Ладно, постараюсь дальше без врачебных жаргонизмов и терминов, доступно, так сказать…
В общем, дежурил я там вместе с Эдуардом Борисовичем, эдаким врачом-волшебником. Почему волшебником? Потому, что безнадёжных больных вылечивал? Не-ет, отнюдь… Лечил-то он, как обычно лечит любой доктор, проработавший тридцать лет в больнице, и имеющий на плечах голову, а не… м-м, другой орган. А потому, что умел он со всеми найти, как тогда говорили, консенсус, ухитряясь и волков накормить, и овец – не только не растерять, но и приумножить. Есть такое словечко – харизма. Так это точно про него.
Все его обожали. Больные, на которых он мог запросто наорать; доктора-коллеги, у которых он отбивал выгодных пациентов; «братки», которые по своей «специальности» часто пользовались его услугами; менты, которые должны были таких пациентов вычислять и выводить на чистую воду.
Ну, вспомните то время: хаос, неразбериха – закон все знают, но он почти не действует. А «понятия» действуют, да только мало кто в них разбирается. А тут к тебе привозят раненых, чисто, как с фронта – одни огнестрелы… понятно, да? Не сообщишь о них куда следует – завтра получишь, от кого следует. А сообщишь – можешь до завтра вообще не дожить… К чему это я так долго? Ну, чтобы вы понимали, о чём дальше речь пойдёт, и не отвлекались на осмысление, так сказать, деталей.
В общем, лето, но жары особой нет, так – просто тепло. Время – чуть за полночь, дежурство на удивление спокойное: калек, как обычно, привозят, но тихих калек. Гипс наложили, успокоили, направили, куда надо. Рутина.
А тут во дворе шум, гам, машины тарахтят. Вообще-то во двор только «скорые» заезжать могут, ну и главврача машина. И те, по своим местам разъезжаются. «Скорые» – к приёмному покою, главврач – к себе. А тут, прямо к нашему отделению подрулили. Выбежал я во двор – батюшки-светы! Цыгане шумною толпою! На трёх машинах приехали, высыпали наружу, снуют по двору, шумят, слышу: «Эдик, Эдик!» Так, всё понятно, покалеченного привезли, Эдуарда Борисовича требуют.
А вот и он, во двор вышел. Высокий, полный, лысоватый, серые глаза блестят. Как обычно – «выбрит до синевы, слегка пьян». Ну, эти всем табором его окружили, галдят, на машину показывают. Он подошёл, заглянул внутрь, что-то сказал их вожаку и меня подзывает.
– Вот тебе, Олежка, ключ, открывай четырнадцатую, готовь койку, бегом!
Я знаю, что ни спорить с Эдуардом Борисовичем, ни мешкать нельзя, бегу выполнять, хотя и нахожусь в лёгком ступоре. Четырнадцатая – это спецпалата, личный резерв главврача, ключи есть (по идее) только у него… Ай да Эдик…
Открываю палату, готовлю всё, что надо, а тут и заносят нашего клиента. Несут на руках молодые здоровые парни, бережно кладут на койку. Отходят в сторону, вопросительно смотрят на пожилого, крепкого цыгана, очевидно, главного. Тот отправляет их обратно одним летучим движением брови. Сам, не проронив ни слова, садится на стул в углу палаты, к небольшому столу. Койка с раненым остаётся в смежном помещении, за широко открытой дверью. Всё расположено таким образом, что из первой комнаты, где сидит цыган, видно только шкаф с инструментами, столик и самый краешек кровати.
Мы с Эдуардом Борисовичем остаёмся наедине с раненым, таким же пожилым цыганом, что остался в первой комнате. У него курчавые с сединой волосы, волевое лицо, сейчас очень бледное. Я быстро разрезаю окровавленную одежду, секунду смотрю на страшные раны, хватаю руку, чтобы нащупать пульс и понимаю, что уже поздно. Нет, пациент ещё скорее жив, чем мёртв, но это вопрос нескольких минут, он держится, похоже, только за счёт здорового сердца.
Ну да, пока разборки закончили, да пока привезли… А с такими ранами, как у него, живут хорошо и счастливо. Только недолго – максимум полчаса. Это даже такой мальчишка, как я, понимает.
Я в замешательстве. Зачем эта комедия? Ведь Эдуард Борисович осматривал цыгана ещё в машине, и явно видел его состояние. Почему он даёт надежду этой пёстрой банде? Ну да, за жизнь любого пациента надо бороться до последнего… Что мы сейчас и будем делать.
А Эдуард как ни в чём ни бывало, накрывает цыгана простынёй до подбородка, устанавливает какие-то конструкции, штативы, трубки подключает осциллограф. На экране появляется линия, хоть и ровная, но изредка всплескивающая слабыми волнами.
Я вновь пытаюсь нащупать нитевидный пульс, и в какой-то момент понимаю, что всё – цыган умер. Поднимаю глаза на доктора, сталкиваюсь с его ледяным жёстким взглядом и спинным мозгом понимаю, что надо молчать, делать вид, что пациент жив и выполнять всё, что скажет Эдуард. И ещё то, что я попал в очень нехорошую историю, вытащить из которой меня может только он.
***
Окончание по этой Дзен-гиперссылке.
***
Этот и другие рассказы и повести автора собраны в книги, которые можно купить в интернет-магазине по этой ссылке: https://andronum.com/avtory/sorokovik-aleksandr/
***
С приветом, ваш Ухум Бухеев