Пожалуй, начать рубрику #о_высоком я хотела бы с беседы именно об этом произведении. «Письма» много для меня значат как этап осознания себя, а Вам мои мысли о них дадут ясное представление, что я из себя представляю как автор и как человек.
Первое, что, как по мне, нужно отбросить, прикасаясь к новой книге, так это ярлыки. Или же не касаться книги вовсе, если только не ставить себе целью удостовериться в своих ожиданиях. Впрочем, касается это не только книг, но сейчас не об этом. Я часто слышу от многих своих знакомых, стоит мне упомянуть книги Клайва Стейплза Льюиса, восклицание «фу, христианская агитка». Пару раз слышала эти слова и от вполне состоявшихся литературных деятелей, подвизающихся на поприще рецензирования. Но можно ли что-то найти для себя в тексте, если читать его сквозь ярлык?
Я отнюдь не являюсь поклонником христианской или какой бы то ни было другой религии, более того, я имею наглость считать себя убеждённым материалистом. Поэтому работы Льюиса лишены для меня очарования религиозных отсылок или постулатов. Отрицать же их наличие было бы глупо, ибо не секрет, насколько глубоким христианином был сам Люьис. То, чем живёт и дышит автор, всегда наполняет его книги, становится его языком, которым он старается передать свои мысли. Однако же это лишь язык. Суть же произведения, его идея строится из опыта, личности и морали самого автора, если, конечно, он пишет душой и ради искусства, а не рукой и за деньги. Книги Льюиса написаны его душой, этого нельзя не понять, читая их. Да и из переписки его с другом Рональдом Руэлом Толкином можно сделать не мало выводов о том, как творилась магия, к примеру, «Хроник Нарнии».
Но вернёмся к «Письмам Баламута», философской пародии на эпистолярный роман, в котором старый и опытный бес Баламут поучает своего подопечного Гнусика, как вернее всего сбить человека с истинного пути. Мы договорились о том, что ярлык «христианская агитка» нами будет отброшен. Желательно, в мусорную корзину. Желательно, со всеми прочими ярлыками. С первых же строк непредвзятость наша подвергнется испытанию. Мы столкнёмся с утверждением, что одинаково заблуждаются и те, кто верит в бесов слишком сильно, и те, кто в них не верит. Но вспомним, что это лишь язык, способ выражения идеи. Вам не нравится слово «бесы»? Замените его на «психологические установки», «дурные привычки», «трансляцию вражеских 5-G-вышек» – нужное подчеркнуть, соль и перец добавить по вкусу. И вот уже «христианская агитка» превращается в психологическое исследование, или же просто интересную книгу, наполненную изящным юмором и удивительной для нашего времени актуальностью.
«Письма» – это своего рода сборник вредных советов. Однако в силу очень чёткого морального компаса автора и его литературного мастерства поданы они так, что их вредность осознаётся как данность, не возникает сомнений, какая сторона светлая. Даже для меня, а ведь я в строках «…тормозите лучше в папу, папа мягкий, он простит!» до сих пор вижу некоторую логику. Приведу пример, дабы не уходить в сферу пустых рассуждений. Письмо третье, Баламут говорит со своим адресатом об отношениях его подопечного с матерью:
«Без сомнения, ты никак не запретишь ему молиться за свою мать, но постарайся обезвредить его молитвы. Последи за тем, чтобы он всегда их видел «высокими и духовными», чтобы он связывал их с состоянием ее души, а не с ее ревматизмом. Тут два преимущества. Первое: его внимание будет приковано к тому, что он почитает за ее грехи, а под ними он, при небольшой твоей помощи, будет подразумевать те ее особенности, которые ему неудобны и его раздражают. Таким образом, даже когда он молится, ты сможешь растравлять раны от обид, нанесенных ему за день. Это операция нетрудная, а тебя она развлечет. Второе: его представления об ее душе очень неточны, а часто и просто ошибочны, и потому он в какой-то степени будет молиться за воображаемую личность; твоя же задача в том, чтобы день ото дня эта личность все меньше и меньше походила на его настоящую мать…»
Не остаётся после прочитанного никаких сомнений, кто здесь на тёмной стороне силы. И в то же время невольно задумываешься, а что творится в твоей собственной душе, как ты воспринимаешь близких? За это я «Письма Баламута» и ценю. Читая их, не просто наблюдаешь за персонажем со стороны, а наблюдаешь за наблюдателем наблюдателя. Оттого направленное на незримого подопечного Гнусика поучение, само по себе выраженное через отрицание, не вызывает отторжения, как любое поучение в принципе. Оно для того парня, которого мы и «в кадре» ни разу не увидим. Протест «не поучайте меня» не мешает нам обдумать мысль и применить к себе добровольно.
Обычно на этом этапе дружеского обсуждения «Писем» мой собеседник (редкий собеседник, если честно, способен дослушать мои аргументы до этого момента) восклицает что-то вроде: «Ага, я же говорил, что это манипуляция, пропаганда сектанта и фанатика!» Оценочные суждения в корзину, как мы уже договаривались. Они нам не понадобятся, если мы хотим рассмотреть историю непредвзято. Остаются «манипуляция» и «пропаганда». И да, здесь собеседник, несомненно, прав. Поскольку абсолютно любое произведение искусства, если оно таковым является, является одновременно и пропагандой взглядов автора. Человек по природе своей берётся творить, если хочет сказать что-то миру. Сознательно или нет – дело десятое, он понял что-то для себя и жаждет этим поделиться. А Льюис делится сознательно и в предисловиях не скрывает того факта, что намеренно выбрал такую форму повествования для лучшего усвоения. Так что да, манипуляция, в которой автор открыто признаётся.
И здесь хотелось бы сказать пару слов о взглядах автора на момент написания писем. Повторюсь, в моём представлении Льюис человек с очень чётким пониманием добра и зла, его видение этих категорий во многом созвучно с моим. Он старается научить читателя открыто слушать близких людей, направлять своё внимание вовне, а не в самокопания, ведущие к замкнутому эгоизму. В шестом письме Баламут излагает: «Как бы ты ни действовал, в душе твоего пациента всегда есть и доброе, и злое. Главное направлять его злобу на непосредственных ближних, которых он видит ежедневно, а доброту переместить на периферию так, чтобы он думал, что испытывает ее к тем, кого вообще не знает. Тогда злоба станет вполне реальной, а доброта мнимой».
Вопреки ожиданием убеждённых «ярлычников» Льюис отнюдь не является и ханжой. В одиннадцатом письме бес говорит о пошлых шутках, и мы понимаем, что автор не осуждает их сами по себе. Если шутка сказана ради веселья, что близко к радости, то не предосудительно ей прозвучать на сексуальную тему. Граница пошлости там, где целью шутки становится не юмор, а желание поговорить о плотском, разжечь похоть. Признаюсь, после первого прочтения этого письма я, отчаянный любитель пошлых шуток, ощутила, что совесть моя стала легче. Льюис в то время был для меня куда большим авторитетом, нежели сейчас.
В дружеской беседе (я надеюсь, что те мои собеседники, которые выдержали до этого момента, тоже помнят беседу как дружескую) обычно хочется говорить ещё и ещё, к примеру, о взглядах Льюиса на истинный и не истинный пацифизм, на межполовые отношения, на зависимость человека от мнения окружающих. Но так недолго и всю книгу зацитировать, а это лишит Вас радости самостоятельного знакомства с текстом. Да и Вам наверняка покажется в нём ценным совсем не то, что мне.
Потому скажу лишь, что книга не так однозначна, она противоречива, как любое явление этого мира. Я не предлагаю слепо следовать ей или отринуть возможные недостатки. К примеру, если призыв Льюиса к вере, что по сути личное дело каждого и путём может оказаться отнюдь не во тьму, не вызывает у меня глубокой неприязни, ибо идёт от сердца, то призыв его к церкви мне претит. Любую церковь я считаю институтом давно и безнадёжно себя дискредитировавшим. Мне претит отношение Льюиса к материализму. Но всё это не мешает мне, отделив тёплое от мягкого, получить удовольствие от прочтения и вынести для себя нечто ценное. Чего от всей души я желаю и Вам. Приятного прочтения.