Елена заметила этого хирурга ещё в делегации врачей: высокий худощавый красавец с седыми волосами, несмотря на довольно молодой возраст — что-то около сорока.
— Доктор, меня вылечат? — спросила она по-немецки.
Он посмотрел на неё, потом в сторону и на немецком же тихо что-то ответил.
...Это произошло недавно в одной из европейских столиц. Родной брат Елены, Андрей, святой человек, привёз сестру на лечение в знаменитую клинику.
Стояла ранняя осень, тихая, тёплая и пронзительно-прекрасная. На набережной спокойная река сверкала солнечными бликами, как будто пела, над чистыми аллеями шумела прозрачная золотая листва. Острые резные шпили средневековых храмов касались неба. Всё звенело, кричало, ликовало: «Да здравствует жизнь!». И казалось, что нет ни болезней, ни бед, ни несчастий. В другой ситуации Елена плакала бы от восторга, но тогда вся эта красота оставалась «за кадром». В голове билась только одна мысль: «Домой! Поскорее пролечиться и домой!».
На второй день после прибытия они ехали с братом в клинику на такси. Водитель включил магнитофон. Город, расположенный на холмах, то поднимался, то опускался, как на океанских волнах. Они остановились на светофоре, и вдруг из динамика зазвучала песня. Густой баритон на английском языке пел о любви. Ни до, ни после Елена не слышала ничего подобного. Этот голос с хрипотцой буквально оглушил её. Она почувствовала острое желание жить во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Тот неведомый трубадур, сам того не зная, ей приказал: «Живи!». «Я должна, я обязана, — подумала тогда Елена, — Господи, помоги!».
В школе она изучала немецкий язык, причем с большим удовольствием. И вот теперь он пригодился. В палате с ней лежали в основном пожилые женщины с интернациональными именами — Анна, Мария, Бетти-Елизавета. У каждой на прикроватной тумбочке — Библия, которую они по вечерам да и днём читали. Все лечились по полису, но каждая в благодарность клала медсестре в карман плитку шоколада или пакетик кофе. Та в ответ говорила: «Спасибо». Уровень жизни здесь был гораздо выше, что читалось во всём. С утра в палату заходил персонал — знающие себе цену, высокопрофессиональные медсёстры и небожители — врачи, как будто из другого мира.
Окружение заставило Елену вспомнить немецкие слова, впрочем, элементарные: хлеб, ложка, тарелка, хорошо, больно. И это её выручало.
Особенно тёплые отношения у Елены сложились с Марией. Она лежала напротив, у окна. Миниатюрная улыбчивая брюнетка лет пятидесяти часто сидела на кровати, поджав ноги, и смотрела на улицу. Когда врач сказал ей, что лечение не даёт нужного эффекта, тихо заплакала, отвернувшись к стенке. Но стоило кому-то с ней заговорить, как она снова улыбалась, даже сквозь слёзы. Её навещали муж, дети, внуки. Она светилась от счастья, каждого старалась обласкать, расспросить и совсем мало говорила о себе. Совсем как моя мама, думала Елена, глядя на Марию. Они общались с ней на разных языках, но всё понимали без перевода. Переживали друг за друга, помогали, подбадривали.
К Елене каждый день приезжал Андрей. Лечение стоило больших денег, да ещё взятых им в долг, поэтому приходилось экономить. И брат во всём себе отказывал, а ей покупал и привозил соки, отварную курицу, ветчину, фрукты... И тогда, и сейчас она молилась и молится за него.
После операции у Елены держалась высокая температура. А по всем раскладам её не должно было быть. Андрей приходил и спрашивал: «Как дела?». После ответа его взгляд тускнел. «Ничего, ничего», — успокаивал он, но Елена видела, как это его огорчало.
Прошло несколько дней, всё оставалось по-прежнему. Однажды в палату заглянули волонтёры, верующие из местного храма, предложили побеседовать. Елена отказалась: как, о чём? Но написала записку Деве Марии, где рассказала о своей проблеме, попросила помощи и отдала им со словами: «Положите, пожалуйста, записку в храме!». Поняли ли они Елену? Положили в указанное место? Неведомо. Только «наверху» мольбу услышали. На следующее утро температура спала. Медсестра долго смотрела на градусник и не могла поверить, Андрей был очень рад. А Елена и по сей день благодарит Деву Марию за чудо.
...Так что же ей ответил тогда красавец-доктор?
— Меня вылечат? — спросила его по-немецки.
— Вир хоффен, — ответил он.
«Мы поможем», — перевела про себя Елена и растроганно поблагодарила:
— Данке.
Она ухватилась тогда за эти слова, как за соломинку, и крепко держалась за неё в самые трудные моменты.
Пройдут годы, прежде чем Елена, мысленно возвращаясь в те осенние дни, осознает, что «Вир хоффен» переводится совсем иначе. Не «Мы поможем», а «Мы надеемся». Она и тогда, наверное, подспудно знала перевод, но сознание подсказало прекрасную ошибку, которая так выручила её. Между «поможем» и «надеемся» — смысловая дистанция огромного размера. Тогда обнадёживающее «поможем» ей было необходимо, как воздух. И небеса смилостивились над ней: несовершенное знание немецкого языка пошло на пользу.
Ирина КУЧМИНА
Фото из открытых источников