Дождь пригвоздил к земле пыль и мои надежды не промочить ноги. Радовало то, что я додумался надеть куртку. Значит, хотя бы сигареты не должны промокнуть. Идти нам было далеко. Примерно километра три. Вокруг стелились уже распаханные поля, а на горизонте виднелась зубастая лесополоса. За лесополосой начинался посёлок с двухэтажными домами. Там можно было спрятаться в плесневом подъезде, но до подъезда ещё надо было дойти.
- Слушай, а если молния будет?
- Значит, мы умрём. – Сквозь зубы процедил я.
- Это из другой песни. Там про СПИД вообще-то.
- Не люблю Земфиру.
- Мне кажется она хорошая.
- Может и хорошая. – Пожал я плечами.
- А Чичерина как тебе?
- Да такая же. Они одного поля ягоды.
- Ну, уж Сплин тебе точно должен нравиться.
- Не поверишь, но нет.
- Да ладно. У них же есть крутые песни!
- Дрянь это, а не музыка.
- Ты жуткий ворчун. – Мне ничего не оставалось, как глубже вжаться в свою куртку и промолчать. Иногда молчание единственный верный ответ.
С дискотеки предложила уйти Юля. За пару часов до её великолепного предложения мы пили на какой-то квартире. Пили естественно не газировку. Газировкой мы закусывали. Потом терпеливо тащились в соседнюю деревню. Там нас ждал потрёпанный дом культуры, потная публика внутри и паскудная музыка снаружи. Внутри она, конечно, тоже была, но туда я заходить не стремился.
Пока мы шли до дискотеки алкоголь выветрился. Оставалось курить и слушать истории местных пацанов. Все истории были одинаковыми как стоптанные солдатские сапоги. Ну а дальше начался неуютный дождь, и вместе с ним на меня свалилась Юля.
Юлю я видел второй или третий раз. Ладно, не буду врать. Третий. Мне она сразу понравилась, и естественно я помнил каждую встречу. Не запомнить высокую разговорчивую девчонку было сложно. Её губы и окружности груди не могли не привлекать. И конечно они привлекали. Не только меня. Вокруг неё всё время кто-то настойчиво вился. Этот кто-то сыпал дурно пахнущими шутками и безобразными комплиментами. Все комплименты и шутки вызывали у меня брезгливость, но так было принято разговаривать в деревне. Я так разговаривать не умел. Пытался научиться, но из этого ничего не выходило. Получались какие-то неубедительные рваные фразы. Оставалось наблюдать за Юлей со стороны. Почему-то внутри сидела хладнокровная уверенность, что мне с ней ничего не светит.
- Скучаешь?
- Да как-то невесело тут.
- Мне вот тоже. Пойдем, может в сторону дома?
- Пойдём. – Уговаривать меня было не надо. Вечер себя исчерпал. И мне было прекрасно известно, что там будет дальше. Всё это дальше уже было раньше. Неоднократно.
- Тухло тут в деревне и скучно.
- Ну как есть. – Позади нас расплывались редкие огни соседней деревни. Судя по крикам в клубе, кто-то назойливо выяснял отношения. Скорее всего, после криков должна была начаться непродолжительная драка. Через сутки она станет очередной неинтересной историей. Никому ненужной как прошлогодняя пожелтевшая газета.
- Когда я жила в Туле всё было совсем не так. Люблю свой город. Жаль, что мы переехали. – Последнее Юля добавила с какой-то томной грустью. Посёлок ей не нравился. Ещё меньше ей нравились местные развлечения, но других вокруг не было. Через полчаса я выяснил, что Юле не нравятся и местные кавалеры, и их способы ухаживаний. Всему этому она предпочитала певицу Земфиру и дуэлянта Пушкина.
- Вам ли любящим баб да блюдо жизнь отдавать в угоду? Я лучше в баре буду подавать ананасную воду! – От дождя мы спрятались в подъезде. Кажется, Юля предлагала обсохнуть. Я возмущенно кипятился и сбивчиво цитировал на память стихи.
- Ты серьёзно считаешь Маяковского хорошим поэтом?
- Он великий, а Пушкин дерьмо.
- Так нельзя говорить.
- Как это нельзя? Я вот беру и говорю. И ничего мне за это не будет. Нельзя. Кто придумал это нельзя? Твоя училка по литре?
- Допустим она.
- Она как плесень, не верь ей. – Я выжимал носки, а Юля загадочно рассматривала меня. Что-то в её глазах было нужное мне. Что-то невыносимо необходимое. То ли лёгкая грусть от того что мы никогда не будем вместе, то ли светлая печаль от того, что с нами не может случиться.
- А почему ты такой колючий? – Наконец перебила она меня.
- Какой есть. Назад не запихнёшь.
- Вот видишь. Ты даже отвечаешь так, что тебя не хочется переспрашивать.
- А ты перевоспитанием хочешь, что ли заняться?
- Может и хочу. – Тон у Юли сменился. Она вся стала какой-то игривой. Я рассматривал её потёкшую тушь, захотел притронуться к мокрым волосам. Стоило лишь протянуть руку, и она бы точно позволила. Как тут не позволить когда тебе стихи читают? Конечно, потом бы мы стали жадно целоваться. В подъезде, где пахнет жареной картошкой и моими мокрыми носками. Вспомнив о носках, которые по-прежнему были в моих руках я гневно начал обувать свои кеды. Поцелуи были отложены на неопределённый срок.
- Можешь меня не провожать.
- С чего бы это?
- Да там собак отвязывают на ночь.
- И что?
- Смелый что ли?
- Да нет. Просто дурак. – Юлька неожиданно обняла меня и поцеловала в щеку. Не в губы, не в лоб, не в шею. А именно в щёку. Словно в детском садике. После этого шли уже молча. Я был счастливый и пьяный. Нет, не от алкоголя. Он уже давно выветрился, это было другое опьянение. Такое бывает только от любви, которая как случайная смерть настигает героя в начале повести.
- До встречи.
- А телефон?
- Да зачем он тебе. Ты уедешь в свой Орёл, а я останусь тут. – И снова в её голосе я услышал какую-то звонкую непроходимую тоску. Словно она знала наперёд, что не будет у нас никаких писем друг другу и совместных фотографий на пляже. Не будет ночных звонков и порванного в порыве страсти нижнего белья. Ничего у нас не будет на двоих. Останется лишь подъезд, где я выжимал носки, спор о поэзии и дым моих сигарет.
В Орёл я действительно уехал через пару дней. Там поджидала школа и уроки. О Юле надо было забыть, хотя из этой затеи ничего не выходило. Память настойчиво хранила запах её мокрых волос и ощущение прикосновения к моей щеке. Фантазия и вовсе рисовала что-то такое невероятное, от чего мне плохо спалось по ночам.
В деревню же я вернулся что-то отмечать. Либо Иван купала, либо Петров день. Оба праздника заслуживали внимания со стороны подростков. И оба отмечались абсолютно одинаково. Костёр, картошка и самогон.
Юля пришла со своим кавалером. Кавалер приехал к бабушке из какого-то Северодвинска. С Юлей познакомился на дискотеке. Выглядел то ли сдержанно, то ли холодно. Ведь даже в названии его города сквозили лёд и ветер. Могли ли там быть горячие люди? Не знаю. Наверное, могли бы. Точно знаю, что я демонстративно весь вечер пил. Опьянение почему-то не приходило. Или мне это только казалось, что не приходило.
- Чего грустим?
- Да не грущу я. Скучно.
- Пойдём на дискотеку? Там весело. – Веселья мне не хотелось. Та, которую мне хотелось, жизнерадостно обнималась со своим кавалером. – Нормальный малый, с Пулей пришёл, да? – Коля рассматривал нашего нового знакомого. Малый принёс с собой полтора литра самогона и, конечно же, казался окружающим нормальным.
- Пулей?
- Ну, Юлей. Какая разница-то?
- Одна даёт, другая дразнится.
- Ну, Юля сегодня точно никому из нас не даст. Тут без вариантов.
- А то она до этого давала.
- Ну, мне вообще-то давала.
- Да ну. – Удивился я.
- Гну. - Дальше на меня высыпалась история, от которой стало тошно и душно. Хотелось то ли напиться, то ли кого-нибудь удушить. Я рассматривал исподлобья Юлю и никак не мог сложить в голове, почему так вышло. И главное, почему это вышло не со мной.
Её ухажёры точно не знали стихов. Вряд ли они что-то вкладывали в слово любовь. Для них любовь была простым инстинктивным чувством, идущим откуда-то из трусов. Я себе представлял всё иначе. Почему-то что-то бесконечно усложнял и выдумывал. Бережно фантазировал и неугомонно предвидел. А всего-то требовалось властно взять Юлю за руку и сказать – пошли. Она бы пошла. Или нет? Ну вот, опять я начал всё усложнять.
Кажется, в тот вечер мы всё-таки оказались на дискотеке. Я смотрел на людей, которые мне не нравились, и слушал музыку, которую не любил. Всё вокруг казалось стеклянным и ненужным. Хотелось в это всё садануть кулаком. Так что бы потом услышать звук осыпающегося стекла и чей-нибудь грозный окрик. Наверное, с этим кем-то мы бы замечательно подрались. Знакомые пацаны вступились, стало бы шумно и оживленно. На тропинке потом остались бы чьи-нибудь жёлтые от курения зубы и кровавые пузыристые сопли. Может быть даже мои.
А о Юльке я забыл. Как это вышло уже и не помню. Встретились мы через несколько лет. Она позвонила ранней осенью и потащила меня к себе. Помню, как удивился, что она знает мой домашний номер. Ещё больше удивился, когда приехал на встречу. Она опять меня обняла и поцеловала. И снова в щёку. Так целуют друзей, но не любовников. Мы просидели несколько часов на лавке, о чём-то общаясь. Она рассказывала, как снимает квартиру с подругой, я в ответ оловянно перечислял места работ, которые успел сменить. Зачем всё это было? Для чего? Ведь она меня в тот вечер звала к себе явно не о жизни побеседовать. Наверняка ей хотелось, что бы я опомнился, решительно взял её за руку и куда-нибудь потащил. Мы бы целовали друг друга везде. Вместо этого я опять проводил её до дома и уехал на последнем троллейбусе. Больше она мне не звонила.
- Там к тебе пришли. Иди. – Мама настойчиво выпроводила меня в коридор. Я даже не удивился, увидев Юльку. Почему бы и не зайти ко мне в гости 31 декабря в 10 утра. Тем более в её руке отчетливо виднелась бутылка шампанского.
- Что отмечаем? Твоё замужество, развод, роды? Хотя последнее, наверное, ещё рано.
- Да, с родами не спеши.
- Я и не спешу. Так что за повод?
- Отмечать будем новый год.
- Блин, рано как-то пить ещё. – Почесал я деревянный затылок.
- Хорошо, что не поздно.
- Может быть и поздно.
- Я не пойму, ты не рад меня видеть? - Вопрос обезоруживал. Был ли я рад её видеть? Ну, положим в 10 утра, может быть и рад. Всегда интересно встретить человека, которого знаешь много лет. А вот в 10 вечера я её уже видеть не хотел. Потому что к тому времени со своей девушкой я должен был ехать отмечать новогоднюю ночь в кругу близких друзей. Нам предстояло нарезать гору салатов, выпить не один литр спиртных напитков. Еще, конечно же, я знал, что к утру потащу свою девушку в ванную комнату или подъезд. Да куда угодно, где можно остаться вдвоём. С Юлей нас бы получалось трое. Кто-то в этом уравнении был лишним. Может быть даже я.
- Возьмёшь меня с собой? – Юля выдыхала сигаретный дым, путаясь в своей шубе, стаканчике и сумке. Сели мы естественно в подъезде. Где как не там ещё пить шампанское в 10 утра.
- Ты себе как это вообще представляешь?
- Мне не с кем отмечать.
- И тут ты вспомнила обо мне.
- Ну да. О колючем мальчике с печальными глазами.
- Какая романтичная история. Могла бы быть.
- Всё юродствуешь?
- Могла, но не случилась. – Продолжал я ворчать.
- О, господи, почему с тобой всегда сложно?
- Со мной как раз легко.
- Не думаю.
- Чёрт с тобой. Поехали. – Понятия не имею, зачем ей это было всё нужно. Ещё меньше понимаю, зачем это было нужно мне. Два скитающихся по вселенной одиночества, новогодняя ночь и поцелуи уже не в щеку. Всё это должно было случиться намного раньше.
К салатам Юлька той ночью не притронулась. Она жгла бенгальские огоньки, пила вино и через час уехала. На этот раз навсегда. Вся в каких-то мехах, сигаретном дыме и с печальными глазами. А я, конечно же, оказался со своей девушкой в ванной.
Тот новый год мне запомнился не Юлей. 1 января я должен был явиться на работу. Безобразный способ проводить утро праздника. Или встречать? Наверное, встречать, ведь спать я не ложился. Такси вызывал раза три. Меня отвлекала то водка, то салаты. Водка естественно больше. Смену я в итоге всё-таки отработал, а вечером вернулся к друзьям. Праздники тогда можно было отмечать несколько дней подряд.
Увольнение, защита дипломной работы, безработное лето и какая-то пьяная осень. Мятая повестка на казенной бумаге, военкомат, медкомиссия, армия. Возвращение и блуждание в самом себе. Погоны, снова увольнение, смена мест жительства. Ещё где-то там же затесался штамп в паспорте. Я стал семейным человеком. Стирал вручную пелёнки и мыл своего первенца. Дарил жене цветы, и мы куда-то ездили в отпуск. Когда в сообщениях я увидел письмо от Юльки, даже не удивился. Времена удивлений прошли. Да и не могла же она не появиться спустя десять лет? Не могла.
- Привет.
- Привет.
Повисшая как ненужный тампон тишина. Саблезубая сигарета за моим ухом. Кажется, я даже забыл включить музыку проверяя почту. Отвлёкся на своё прошлое, которое могло бы быть настоящим. И вдруг Юля спросила о подъезде. Помню ли я как выжимал там носки и читал ей стихи? Помню. Много чего помню. И нелепо светлого и тревожно тёмного. Мысли забегали как пауки, а потом выровнялись историями о наших жизнях.
Оказалось, Юля вышла замуж. Нарожала детей. Муж у неё ревнивый и вспыльчивый хотя в целом живут мирно. Ей всегда хотелось так жить. Недавно она ездила в деревню и вспомнила меня. Нашла в интернете. Наконец-то увидеться больше не хочет. Но ей интересно как я живу. Пиши – говорит. Я и пишу. У меня всё хорошо. Курю, работаю и ем. Жизнь давно уже не похожа на кардиограмму. В ней кончились трамплины и спуски.
- А в деревне бываешь?
- Ездил как-то.
- Мы дом там продали и больше ездить мне туда не к кому. Когда ехала в электричке я плакала. Даже не знаю почему. И муж меня успокоить не мог. Хорошо хоть дети спали и не видели.
- Да, детям слёзы видеть не нужно.
- У тебя не бывает такого, что уезжаешь откуда-то и плачешь?
- Не, Юль не бывает.
- А у меня вот было. И не могу понять почему. – Мы поговорили ещё о чем-то неважном. Вспомнили общих друзей. Но в моей голове всё отчетливее зрел ответ на вопрос, почему Юлька плакала. Только ей я об это не сказал. Да и вам тоже не буду говорить. Ни к чему это всё. Назад никому не дано вернуться и ворошить прошлое занятие бестолковое.
Я вышел на балкон, посмотрел на проплывающее мимо синее небо. Захотелось, что б влил дождь и смыл остатки юношеских надежд, воспоминаний и переживаний. Они бы потекли бурной рекой в канализацию и там бы замерли навсегда. Дождь почему-то так и не влил.