Предыдущая глава (начало) смотри:
Василий не преувеличивал. Он действительно обладал удивительной исполнительностью и усидчивостью. За время обучения в академии он настолько хорошо изучил греческий, латинский и еврейский, что был приглашён в коллектив учёных богословов, переводивших на русский язык Ветхий Завет и творение Святых Отцов. Самая скучная, самая скрупулёзная работа доставалась Василию, и уж тут можно было не сомневаться - он выполнял её с блеском.
… Перевод Библии на русский язык был начат ещё покойным Филаретом Московским. Это начинание встречало на своём пути многочисленные препятствия. Прошло несколько десятилетий острых дебатов и дискуссий во всём Российском обществе, прежде чем оно получило официальное признание. Ещё в начале двадцатых годов девятнадцатого века впервые вышел русский перевод Нового Завета, Псалтири. В 1825 началась публикация Ветхого Завета. И хотя сам перевод не был ни осужден, ни запрещен Синодом, весь тираж был сожжён, работа над переводами приостановлена. В эпоху Николая 1 осуждалось чтение мирянами Библии «без руководства». Некоторыми богословами предпринимались попытки самостоятельной работы с текстами, но они не были признаны церковью.
Только в середине пятидесятых официально возобновились работа над древними текстами, к которой были привлечены все четыре духовные Академии Российской империи. Новый Завет вышел в 1863 году. С 1867 года постепенно стали выходить книги Ветхого завета. Полностью русская Библия ещё не была издана.
До этого времени страна не имела возможности читать слово Божье на родном языке. Дворянство знало французский перевод Евангелия, а церковно-славянское звучание было привычнее слуху крестьянина, который, как правило, не знал русской грамоты. Поэтому русский перевод был призван объединить общество с помощью слова Божьего и рассматривался как дело высочайшей важности.
***
Сам же Илларион специализировался по кафедре церковной археологии и литургики. Возглавлял кафедру Николай Васильевич Покровский, человек образованный, неординарный, увлечённый своим делом. Он сумел преобразовать церковную археологию в самостоятельную науку. Основной идеей, которую утверждал Покровский, была связь древней иконописи и литургического опыта Богообщения. Церковное искусство для него было не иллюстрацией, а выражением реального опыта. Искажённые пропорционально, в сияющем мареве золота, суровые и благостные лики Христа, Богородицы, Святых соответствовали видению иного - духовного мира, а не были следствием неумелости древнего художника. Покровский старался показать студентам, как на протяжении веков, в соответствии с изменениями в богословской мысли, менялся образ Христа, и в тоже время как сохранялось его единство, словно жизнь самой церкви, сохраняющей апостольскую преемственность и исполненной Святым Духом.
Николай Васильевич выделял Иллариона из среды других студентов. Он ценил его художественное мастерство, ум и нестандартное мышление. Однажды вместе со своим учителем Илларион совершил поездку в далёкий Новгород. Местный земский музей расформировывали, и богатая коллекция предметов церковного быта и декоративно-прикладного искусства оставалась никому не нужной. Заведующий музея обратился к ректору Академии с письмом, в котором выражал готовность передать подходящие экспонаты в Духовную школу.
Покровский с радостью ухватился за эту мысль и тут же поспешил в Новгород, видя в удачном стечении обстоятельств промысел Божий. Загоревшись после поездки за границу создать свой археологический музей при Духовной академии, он получил благословение Святейшего Синода на его основание. Ни в столице, ни в Москве не было ничего подобного, хотя за границей традиция хранения и научного исследования предметов церковной древности насчитывала несколько сот лет. Узнав об основании музея, многие слушатели и преподаватели стали жертвовать старинные иконы, утварь. Среди них встречались и ценные экспонаты, но в основном это были произведения начала 19 века, современного письма.
А тут такая удача, 16 - 17 век, иконы Новгорода, Пскова. Какой колорит! Огненно-алый, зелёный, бьющая через край энергия золотого - живой непосредственный язык древней иконописи. Илларион впервые мог так близко и подробно изучить живопись этого времени. Это и вправду была совсем иная художественная система, отличная и от академизма, и от современного реализма.
Иллариону была по душе его работа. Ему нравилась сама атмосфера музея - покой, полумрак запасников, пряный запах древности. С утра до вечера он проводил время в пустующем здании среди взирающих с икон почерневших ликов, литых распятий, золотых потиров, венцов, резных окладов, обветшавших облачений. Казалось, до его слуха доносятся голоса, и приоткрывается маленькая щёлочка в двери, сквозь которую можно заглянуть в прошлое. Время работы бежало незаметно, а беседы с любимым учителем скрашивали монотонность уединения.