Атмосфернейшая книга о несгибаемой принципиальности представителя вымирающей культуры и о том, во что превращаются мечты пламенных революционеров-идеалистов!
Во-первых!
Настоящий смак - это подробные и красивые описания культуры и быта кочевого народа туарегов, пустыни и почти невозможных для белого человека путешествий по выжженным солнцем пескам. Даже лёжа на диване в тесной спальне стандартной хрущёвки при неисправном отоплении вы почувствуете сорока-пятидесяти-шестидесятиградусное пекло! А вместо обклееных обоями стен вокруг вас встанут бесконечные барханы и безграничная белая прокалённая небесным жаром плоскость “пустой земли” Тикдабры. И, если раньше все ваши представления о выживании в пустыне ограничивались пониманием того, что нужно взять побольше воды и еды, то книга не будучи практическим руководством всё-таки расширит ваши познания некоторыми, порой довольно противными, но интересными подробностями.
Иначе говоря, если с воображением порядок, книга станет чем-то вроде текстовой версии выпуска передачи “Клуб телепутешественников”, современных “Непутёвых заметок” или их аналогов на каналах вроде “Discovery” и “National Gepgraphic”.
Во-вторых!
Старшее поколение ещё помнит сколько войн за независимость вспыхнуло в британских, фрацузских и прочих европейских колониях во второй половине двадцатого века.Один за другим обязанные до того жить и работать во имя цивилизованной метрополии народы сбрасывали ярмо и провозглашали республику за республикой. Главной задачей выдвинутых народами правительств помимо, конечно, роста общего благосостояния, предполагалось обеспечение независимости и защиты самобытности, в той мере, в какой это возможно при подъеме образования.
Так предполагалось, но вышло, конечно же, иначе, гораздо прозаичнее. Мечты остались мечтами, а мечтатели стали успешными бизнесменами, ни за что на свете не желающими реализовать озвученные когда-то лозунги. Потому что реализация лозунгов автоматически лишит их власти и богатства. Если же какой-то мечтатель всё же упирался в своём энтузиазме, его обвиняли в предательстве, кидали в темницу, ссылали чёрт те куда или попросту казнили.
Становилось ли простому местному люду хотя бы немного лучше или хуже от того, что иноземная власть сменилась властью их алчных соотечественников? Или для рабочего, крестьянина и ремесленника вообще ничего не изменилось? В данном случае это и не важно, потому что уж где-где, а в Африке события, которые поставят на уши городских жителей, ещё очень и очень нескоро доберутся до обитателей почти бескрайних пустынь - берберов, бедуинов и туарегов.
– Наверно, ты прав… – согласился он. – Мне следовало бы объяснить тебе, что мы уже не колония и что точно так же, как все изменилось для туарегов с приходом французов, все вновь изменилось сейчас, когда они ушли…
– Если они ушли, это значит, что мы должны вернуться к нашим древним обычаям.
– Нет. Вовсе не значит. Эти сто лет не прошли даром. Много всякого случилось… Мир – весь мир – изменился.
Гасель широко обвел рукой вокруг себя: – Здесь ничего не изменилось. Пустыня осталась прежней, и сто лет останется такой же… Никто не пришел ко мне и не сказал: «Вот тебе вода, еда или патроны и лекарства, потому что французы ушли. Отныне мы больше не можем уважать твои обычаи, законы и традиции, которые восходят к предкам твоих предков, но взамен дадим тебе другие, получше, и сделаем так, что жизнь в Сахаре станет легче. Настолько легче, что эти обычаи тебе уже не понадобятся…
И, наконец, в-третьих!
Это история о мести и раскаянии Гаселя Сайяха - туарега, имохара “Народа покрывала”, прозванного Охотником. В отличии от многих других историй мести, Гаселем движет не алчность, не стремление расплатиться за собственные страдания или страдания близких, а вековые традиции, неписаный закон древного народа. Закон обязывает Гаселя отомстить за убийсто юноши и похищение старика. Оба были неприкосновенны, потому что были гостями гордого и свободного туарега, но новой власти не было до того дела. Потому Гасель должен впервые покинуть пустыню и противопоставить себя армии и правительству. Как далеко он сможет зайти и где грань между исполнением жестоких традиций и тем, что со стороны практически невозможно отличить от совершенно несвойственной имохару обыкновенной подлости, за которую нужно будет заплатить своей собственной жизнью?
В этой составляющей книга хоть и по-прежнему красива, но достаточно стандартна и немало предсказуема. В самом начале автор сам через предсказание одной старухи спойлерит гибель Гаселя. Чуть позже, после рассуждений о чести воина становится очевидным сюжетный поворот, в котором люди нового времени сумеют сломать волю движимого тысячелетнего порядка воина.