Рома был баптистом. Уже… месяца три. Он горел верой и желал проповедовать всем окружающим. Особенно его душа болела за неправильно верующих во Христа. Вот, например, православные… Ни дать ни взять – идолопоклонники. Покланяются там каким-то иконам, молятся святым. Ну, понятно, может, был человек очень хорошим, так что, молиться ему, что ли? Написано же: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Рома искренне хотел убедить всех. Он мечтал прийти в православный храм и при всех обличить священника, да так, чтобы все покаялись в своем грехе и оставили свое душевредное учение.
Рома готовился, подбирал цитаты поухватистее, чтобы сразить наповал батюшку. Он уже и храмик присмотрел – приятную белую церквушку с золотыми куполами в парке. Тем более что она, вроде бы, была посвящена апостолам Петру и Павлу. Где еще, как не там, следовало обличать и проповедовать? Наконец он решился.
Конечно же, Роман наш робел. Все-таки он был еще довольно молод для таких публичных выступлений – всего-то 19 лет, да и вообще он был человеком застенчивым. Но он всё продумал. Придет на службу в самом начале, чтобы освоиться. Рома решил, что не очень-то хорошо прерывать молитву: как бы то ни было, всё же люди Христу молятся. Поэтому он дождется, когда священник начнет проповедовать, и тогда уж обличит его, как когда-то пророк Илия обличал нечестивых правителей. В его баптистской общине собрания длились где-то час-полтора, и он настроился, что в храме ему нужно будет ожидать примерно такое же время. Да и потом, ему все-таки было любопытно поприсутствовать на православной службе, где он ни разу не был.
И вот в один из воскресных дней наш герой, преисполненный самых решительных намерений, отправился в храм.
В храме, куда направил свои стопы Рома, настоятельствовал отец Павел. Ему было уже за 60, рукоположен он был в начале 1990-х годов, когда была катастрофическая нужда в духовенстве. Заочно окончил семинарию и служил в простоте сердца, стараясь, как мог. Отец Павел не был великим богословом, зато был изрядным молитвенником. Служить любил и служил часто.
Обычно отец Павел начинал службу в воскресенье в 8 часов утра с утрени, как принято в некоторых монастырях. К восьми в храм пришел и Рома. Несмело он переступил церковный порог. Рома решил встать пока что сзади. Как-то стыдливо, конечно же не крестясь, он шмыгнул в боковой неф и там стал не спеша осматриваться. Прихожане уже в основном собрались. Было много бабушек, но и немало людей среднего возраста и молодежи.
«Благословен Бог наш всегда ныне и присно и во веки веков», – раздался возглас священника. «Аминь», – отвечал псаломщик и начал не торопясь чтение. Рома поймал себя на том, что многое понимает из читаемого, хотя прежде думал, что в церкви всё непонятно.
Служба шла своим чередом. То вступал хор, то давал возгласы священник. Через несколько минут погасили свет по всему храму, только у чтеца посреди церкви была в руках свеча. В полной тишине и полумраке он читал псалмы. В этом было что-то… не от мира сего. Рома аж почувствовал мурашки на коже – так его поразило это одинокое чтение в безмолвной многолюдной церкви. Это молитвенное безмолвие было практически осязаемым. На собраниях в своей общине, где часто звучала музыка, он никогда не ощущал такой мистической тишины.
Через некоторое время зажегся свет во всем храме, и благообразный старец – наш отец Павел – в сопровождении пономарей вышел на середину храма совершать полиелей. Вынесли Евангелие. Читался фрагмент из Иоанна – явление Христа при Тивериадском море. Рома узнал. Это был один из его любимых отрывков.
Спустя еще несколько минут люди цепочкой потянулись к центральному аналою с воскресной иконой, где их помазывал елеем отец Павел. Рома остался на своем месте. Началось пение канона. Потом запели славословие. Утреня закончилась. Было начало десятого утра.
Всю службу Рома смотрел на прихожан. Некоторые были рассеянны, другие, наоборот, внимательны и одухотворены. Когда началось чтение часов, Рома подумал, что это уже окончание богослужения, потому что торжественное пение прекратилось и священник не выходил их алтаря. Рома слегка заволновался, думая, что пришло время проповеди. Так продолжалось часов до десяти. Вдруг появился священник, обошел храм, совершая каждение, и снова скрылся в алтаре. Прошла минута, другая. И вдруг раздался новый возглас: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков». Хор дружно отвечал: «Аминь». Началась Литургия.
Литургия даже понравилась Роману своей музыкальной гармоничностью и красотой. Однако ближе к 11 часам он уже начал скучать и ерзать. Служба у этих православных затягивалась необыкновенно. С трудом он дождался запричастной паузы. Как он понял, это был своеобразный перерыв, поэтому пошел искать место на скамейке. Ему повезло, и он с наслаждением вытянул затекшие ноги. Так прошло минут десять, и началось Причащение.
Обедня закончилась в 11:30. Роман снова оживился, но отец Павел вышел на амвон и объявил, что кто торопится, может подойти ко кресту, и дал возглас к началу молебна. Роман тяжело вздохнул. Такого поворота событий он не ожидал. Это было уже невыносимо. Просто наглость какая-то. «А проповедь где?» – думал он, с тоской глядя на немногих «торопящихся». В основном это были молодые люди с маленькими детками. «И как же, они уйдут без поучения?» И они действительно уходили, но по ним нельзя было сказать, что они чего-то лишены. Их лица выражали полное удовлетворение. Видно было, что они уже получили, что хотели, а остальное было, вероятно, делом вторичным.
Между тем служба продолжалась. Батюшка попеременно с хором славили Бога, Божию Матерь и святых. Потом начался акафист. Слушая бесконечную череду призывов «радоваться», Рома подумал, что больше уже не выдержит этой православной службы. На него напало страшное уныние. Он смотрел на часы. Было начало первого. Рома перебирал в памяти все свои знания о Православии, пытаясь из этого сумбура вытянуть информацию, когда же заканчиваются службы у этих «братьев» по вере. «Свечи, всенощная, иконы, идолопоклонники, фарисеи, саддукеи…» – Рома почувствовал страшную усталость и злость на себя. «Вот дурак! – думал он. – Зачем я пришел к началу службы?»
Тем временем молебен с водосвятием подходил к концу. Отец Павел взял кропило и крестообразно покропил на четыре стороны. Рома ощутил, как святая вода коснулась его разгоряченного лица. Черный тупой ком усталости в голове как будто немного рассеялся. Рома взбодрился и заметил, что батюшка вышел на амвон, завершая молебен. Очередное молитвенное чинопоследование закончилось – это было ясно. Но Рома боялся радоваться: он уже достаточно часов провел в православном храме и понял, что лучше не спешить с выводами. И он оказался прав: впереди была еще панихида.
…Панихида закончилась в начале второго. Роман сидел на лавке около выхода из храма. На него жалко было смотреть. За эти пять с лишним часов он осунулся и как будто похудел. Он смотрел на окружающих его богомольцев немного осоловевшим взглядом. Как они выдерживают всё это каждое воскресение? Где-то он слышал, что самые длинные службы у православных бывают в пост перед Пасхой. До Пасхи вроде далеко. Неужели бывают службы еще длиннее, чем сегодня? Если сегодня тут молитва идет пять часов, то сколько тогда перед Пасхой?!
Ему подумалось, что если так и нужно молиться, то что же тогда у них в общине? Пародия? Карикатура? И если молитва православных так сильно отличается от молитв его собратьев по вере, то, возможно, также резко отличается и всё остальное? Может быть, и духовная жизнь в баптизме – тоже карикатура на настоящую духовную жизнь? Впервые он подумал о Православии без раздражения и возношения – усталость здорово смирила его.
Отец Павел вышел на амвон. Он пожелал сказать поучение только теперь. Однако у Ромы не было уже ни сил, ни желания перебивать его и обличать.
– С праздником, дорогие братья и сестры, – начал священник. – Молитва – главное дело христианина. От молитвы просвещается и сердце, и ум человека.
Батюшка говорил еще что-то – о любви, исполнении заповедей, милосердии, кротости, воздержании. Все слова были простые и правильные, и Роман чувствовал, что ему нечего возразить на них. Всё было истинно, всё было по Евангелию. Рома всматривался в лица прихожан и удивлялся: многие из них совершенно не выглядели уставшими. Даже наоборот: у многих были ясные глаза и собранный вид. Он посмотрел со стороны на себя: разбитая неуклюжая калоша.
Прихожане подходили ко кресту и медленно расходились. Рома смотрел на них совершенно не так, как в начале службы. Собравшись с силами, он встал и вяло пошел к выходу. Роман чувствовал себя так, будто разгрузил машину кирпичей.
Выходя из храма, он обратил внимание, что прихожане оборачиваются и крестятся на церковь. Он задумчиво повернулся, как и все, и посмотрел на храм. Золото куполов радостно сверкало на солнце. Рома как-то неловко повел правую руку вверх, но потом одернул себя, как-то смешался, оглянулся, словно его застали за чем-то непристойным, и торопливо пошел к воротам.
На собрания баптистской общины он больше не ходил.
Спасибо если дочитали. Подписывайтесь и жмите палец в верх.