В школьном курсе литературы не единожды поднимается проблема «маленького человека». Учитель русского языка и литературы не раз наводила меня на размышления о природе, сущности и роли «маленького человека» в «большом мире». Через призму лет я рассматриваю эти по-детски наивные мысли и нахожу их оторванными от реальности. Убедиться в этом мне помогли время, спирт и поэма Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».
О чём же нам повествует эта поэма? Может, о трагичной судьбе простого работяги, который от ломящей грудь безысходности вынужден на рабочем месте начальника монтажной бригады заниматься вырисовыванием графиков выпитого алкоголя с пересчётом в чистый спирт? Нет, эту стезю Веничка выбрал сам, несмотря на имеющиеся золотую медаль, незаурядные мозги и «вместительную душу». Тогда, наверное, «Москва-Петушки» нам повествует об алкоголике-романтике, который на выходные поехал к возлюбленной и сыну, везя для них в своем стареньком чемоданчике сладости? Не-ет, это всё не литература, и Ерофеев не был бы писателем, если бы «Москва — Петушки» описывали одну только личную трагедию человека и его романтическую влюблённость.
Персонаж, которому положено размышлять о высоком, создавать шедевры и творить историю, он едет в замызганной электричке, вынужденный общаться с побитыми жизнью людьми. И все его, вообще говоря, оправданные амбиции, запросы и устремления оборачиваются фарсом. И ничего не остаётся, кроме как отчаянно с этим смириться. Отнестись не просто с юмором, а с самой русской его разновидностью — с иронией висельника. Человек устроился работать начальником, глядь — а там ничего можно и не делать, только пить водку. В самой работе нет никакого смысла и результата. Более того — результата именно не требуется.
С романтической линией в произведении несколько интереснее. Один литературовед очень тонко подметил, что действие поэмы-ни что иное как отсылка к «Божественной комедии» Данте, где герой из Ада, через Чистилище идет в Рай к своей любимой. Москва – похмельный, ужасающий ад, где нашего героя гоняют, шпыняют и никому-то он здесь не нужен и вот он, через это вот чистилище, все эти станции идет в Рай, в Петушки, «где не оцветает сирень», к своей Беатричче «с косой до попы». Веня отвергает разостланную перед ним Москву.
Осмысливая происходящее на страницах, я не раз узнавал в Веничке себя самого: сюда можно включить и работу, результата от которой тебя не ждут; и мечтания о свержении мирового порядка в алкогольном бреду; и так мною любимые разговоры о возвышенном и недосягаемом с разношерстным быдлом.
В школе сама мысль о том, что я могу оказаться тем самым «маленьким человеком», жизнь которого навсегда будет ограничена бытом и похабщиной меня приводила в ужас и оцепенение. Изо дня в день мне приходилось заниматься самовоспитанием, саморазвитием, словом, всем, что бы могло меня отдалить от печального исхода. «И вот – я торжественно объявляю: до конца моих дней я не предприму ничего, чтобы повторить мой печальный опыт возвышения. Я остаюсь внизу, и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да… На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтобы по ней подыматься, надо быть пи***асом, выкованным из чистой стали с головы до ног. А я – не такой».