Читайте Главу 1, Главу 2, Главу 3 повести "Кольцо" в журнале Покет-Бук
Автор: Сергей Лопарев
- 4 -
Наутро я проснулся от ледяного прикосновения руки доктора Адама. Он слегка улыбался, а в черных глазах горел отблеск огня:
- Вставайте, Генрих, - негромко сказал он, - прекрасный день для прогулки и завтрака.
Я безвольно встал, отметив, что в комнате больше никого нет. Кровавые пятна на потолке и стенах как будто выцвели и были не так заметны. Грязь и мусор с пола кто-то убрал, а пальто и ботинки были вычищены. Я принял душ, надел свежую сорочку и пиджак. Побрился и причесал еще мокрые волосы.
Одевался я механически, делал все заученные движения, при этом наблюдая за собой словно со стороны. Я странно ощущал себя. Все эти кошмары последних дней. Со мной произошло, казалось, все самое плохое, я упал в бездну безумия и зависимости от мертвых призраков евреев. А теперь они как будто получили от меня то, чего хотели, я смирился с ними и они перестали сводить меня с ума.
Когда я вышел из квартиры, то чувствовал себя гораздо лучше. Раны не болели и я не чувствовал себя вымотанным и выжатым, как старая тряпка. Рядом со мной никого не было, но я чувствовал их в себе. Они словно ворочались во мне, выглядывали с любопытством из глаз, вдыхали запахи подъезда и загазованной улицы, прелой осенней листвы и мокрого воздуха.
Я отправился в кафе и заказал кофе и завтрак. Потом попросил у официанта сигареты и закурил, удивившись самому себе. Я не курил уже больше десяти лет. Но вкус сигареты и кофе был, как у жеваного картона и я понял, что это они хотят кофе и сигарету и они и чувствовали их вкус.
Завтрак был также безвкусен…
Потом я пошел гулять по городу. Под мелким моросящим дождем, без зонтика… Прохожие принимали меня за чудака или сумасшедшего, мне же было безразлично все. Я словно погружался в какую-то внутреннюю скорлупу раковины, становящейся все толще и толще с каждым часом. Я перестал чувствовать страх, боль и раздражение. Отстраненно я смотрел на то, как я бродил по городу без какой либо видимой цели.
Я трогал мокрые холодные перила моста, отлитые из чугуна, гладил ладонями шершавую кору деревьев в парке, покупал на улице пирожки и пробовал кофе в десятке разных кафе. Я смотрел на фары машин и на огни вывесок, я заходил в магазины и трогал гладкий пластик смартфонов и шелк платьев. Шершавую бумагу, потрескавшийся асфальт, рельефную штукатурку, перезревшие каштаны и осколок стекла. Они хотели еще и еще - разные ощущения, прикосновения, вкусы, запахи…
Смеркалось, в городе зажглись огни, а я все шагал и шагал, безостановочно и отдыхал только в ожидании готовящегося заказа в кафе или ресторане.
Потом я оказался в оперном театре. Горел огонь в хрустальных люстрах, блестела позолота, шуршали вечерние платья и смокинги, позвякивали украшения и приглушенно стучали каблучки по паркету, покрытому ковром.
Я устроился в бархатном кресле и откинувшись смотрел и слушал оперу. Она была на итальянском, так что я не понимал ровным счетом ничего, да я и не любитель оперы, крайне редко в них бываю. В какой-то момент я даже задремал, но проснувшись понял, что сидел с открытыми глазами и заинтересованным лицом. Потом я громко аплодировал. Кое кто из них хорошо знал итальянский, да и походы в оперу семьдесят лет назад были куда более общепринятым досугом, чем сейчас.
После оперы я снова был в ресторане. Горели свечи, официант подавал марочное сухое вино, а я сидел за столиком с какой-то молодой женщиной лет двадцати пяти. Как и когда мы познакомились я понятия не имел. Я рассказывал какие-то древние шутки и говорил ей комплименты, иногда склоняясь к ладони, чтобы поцеловать кончики ее пальцев. Она смеялась и грозила мне пальчиком - не серьезно, а так, чтобы вести свою партию игры. Мы пили вино, чокались и между делом перескакивали с немецкого на французский, и иногда английский. Девушка отменно знала латынь и античных авторов, о которых у меня было крайне смутное представление. Но те, кто были во мне, читали классиков на греческом и латыни и у них не было проблем с цитированием Вергилия и Овидия.
Потом музыканты заиграли вальс, это я оценил - вальс был венский, и я пригласил ее и мы танцевали в сумраке ресторанной залы, под старые добрые звуки. И когда я обнимал ее стройную талию, я не чувствовал гладкости ее платья, и тепла ее кожи под ним, и когда я смотрел в ее улыбающиеся глаза на радостном лице, мне казалось, что я не могу встретиться с ней взглядом, что я смотрю словно сквозь зеркало, которое прозрачно только с одной стороны. Верно так все и было.
После ужина, я вызвал такси, и мы поехали ко мне с еще одной бутылкой вина и коробочкой выдержанного сыра с круассанами.
В квартире был полный порядок, и кровавые потеки сделались настолько бледными, что только зная о них их можно было обнаружить. Мы снова пили вино, танцевали и целовались на диване, на котором я еще недавно умирал.
У меня не было женщины уже довольно давно, жизнь представителя фирмы с постоянными разъездами не благоприятствует установлению длительных взаимоотношений. Так что я даже ощутил отблеск возбуждения и страсти - как видно ее было так много, что даже им, кормящимся моими чувствами, было так много, что крохи перепали и мне.
Под музыку Вагнера мы устроились в спальне, и она громко стонала, когда я ласкал ее, долго, нежно, не торопясь ни в чем, откладывая момент, когда два тела должны были сплестись в одно.
Потом, когда мы оба лежали тихие и удовлетворенные, я ненадолго вернулся в свое тело. Видно так много они вкусили, что им этого было чересчур. Она что-то почувствовала, и напряглась. Только что она беззаботно болтала о каких-то пустяках, и вот, осеклась и подозрительно всматривалась в мое лицо.
- Что с тобой, милый, - спросила она - что-то не так? У тебя такое странное лицо.
Я резко и сильно почувствовал запах своего и ее пота, ее духов, шампуня для волос, запах страсти, шелковую гладкость ее кожи, и рельеф смятой влажной простыни кровати. Мне захотелось заплакать и закричать от боли и горя, но тут они спохватились и вернулись назад, а меня отбросило назад в скорлупу, смотреть издали, как смотрят увлекательное и страшное кино.
- Все в порядке, - сказали мои губы ей, - ты замечательная.
И она, успокоенная, улыбнулась и выдохнула, а потом закрыла глаза и уютно устроилась на моем плече. Так, убаюканные музыкой, разомлевшие от пережитого удовольствия мы и заснули.
Продолжение следует...
Нравится повесть? Это результат кропотливого литературного труда. Помогите автору улучшить условия работы. Поддержите творчество Сергея Лопарева денежным переводом с пометкой "Для Сергея Лопарева".