Водоплавающие индейцы озера Титикака—это материализовавшееся безумие, это Зазеркалье помещенное в Страну Чудес, а затем окруженное Тридевятым царством: представьте себе, что вы совершаете совершенно дюжинное путешествие из точки А в точку Б, делаете очередной, тысячный или там миллионный шаг—ан глядь, а законы божьи и природные вдруг перестали действовать. Ну, да, в самом деле, перестали: здесь плавают на островах, хоронят покойников в воде, рыбу ловят, делая проруби в подножной тверди, а картофельные плантации устраивают, постелив на воду тростник.
А, забыл: все это происходит высоко в горах, в 4-х без малого километрах над уровнем моря. Чтобы крыша у вас окончательно поехала, представьте себе истошное солнце, которое кожу не румянит, а, фактически, запекает; индейцев, рядящихся в радужное и полутонов не признающих; указатели, что болтаются на волнах—тот островок бросил якорь там-то, а другой пришвартовался туда-то.
Вот еще рассказы о Перу в этом блоге: о Мачу-Пикчу, преступности в Лиме, про крепость из мегалитов Саксайуман, про страсть латиносов к коке, про свежевыстроенные древности Лимы
В общем, в наших местах опиши такое, без уточнения места действия—навеки поселишься в комнате со стенами, обитыми мягким, а руки, связанные за спиной, будут тебе освобождать трижды в день перед едой. Титикака заселена индейцами аймара: они считают вселенную урожденной и выношенной в пучинах этого самого несуразного из озер планеты. На просторах озера Титикака индейцы, дрейфуя на своих плавучих островах, рождаются, живут и умирают: вернее, так было до недавнего времени, сейчас тут уже сложно отделить реальность от туристического аттракциона.
Титикака—самое высокогорное из судоходных озер: оно простерлось на 200 километров в длину и на 80 в ширину. Образ жизни местных индейцев сочинен каким-то абсурдистом—эдаким древнеперуанским Эженом Ионеско: сумасшедшинка этому позабытому культурному герою-индейцу явно была присуща. Вдоль берегов озера буйно произрастает тростник «тотора»—настолько буйно, что норовит сползти с берега в воду.
Титикака—озеро глубокое, до дна здесь от 180 до 300 метров. Лет эдак 800 тому назад в эти места пожаловали инки: местные индейцы спаслись на ими изобретенных плавучих островах—и теперь «урос» зовутся и острова, и индейские поселения. Урос сплетают из тростника: он начинает подгнивать через пару месяцев, а потому требует регулярного подновления—сверху кладут новые снопы «тотора», а самые давние глубоко в воде превращаются в труху. Остров получается не вечным, но лет 30 он легко продрейфует: потом его забрасывают, сплетая себе новый.
Кстати говоря, урос годится не только для житья-бытья—из тростника заваривают чай: в общем, настоящему индейцу завсегда везде ништяк. Легкая качка индейцев бодрит и заряжает энергией: нет ничего лучше для преумножения семейства—а малолетние туземцы на твердую землю ступают уже не детьми, а подростками.
Урос позволяет вести натуральное хозяйство: срезал слой высохшего тростника—получаешь картофельное поле, пробуравил остров насквозь—готова прорубь для ловли рыбы, забрал прорубь сеткой—вот тебе и садок для ершей да раков. От такой жизни жирок не нагуляешь, но и с голоду не помрешь: на предмет приобретения жирка есть туристы, готовые скупать тростниковые модели Кон-Тики.
Приезжие здесь многое изменили: быт уросов приобрел театральность. Островов осталось теперь штук 40, живет на них человек пятьсот. Ну, как живут—скорее, работают музейными экспонатами. Индейцы, как все прочие люди, любят электричество, твердый оклад жалования, водопровод с ватерклозетом, пиво в баре и прочие радости цивилизованного бытия. Туристы—основной способ извлечения дохода, а правительственные субсидии на сохранение первобытного образа жизни—важный приварок: вот и жарят картошечку, как столетия тому—в очаге, который собран из камешков на плавучей тростниковой платформе. Кстати, знаменитое судно Тура Хейердала, на котором он добрался из Африки в Латинскую Америку, было собрано по тутошним, титикакским моделям, здешними умельцами. На плавучем острове действительно проходит вся жизнь индейца, прежде и хоронили здесь—камень к ногам и покойник погружался в озерное чрево, из которого всё некогда вышло.
На самых больших урос живут целыми общинами, здесь есть магазины и школы, роддома и тростниковые ратуши: нет только полиции—без нее индейцы прекрасно обходятся. По прибытии на урос, туристу придется платить за каждое фото, за каждую попытку сунуть нос в семейное жилище островитянина. Недорого, но придется.
Оно, впрочем, того стоит: более ярких и контрастных цветов, чем на тростниковых островах Титикаки, я в жизни не видал—обожженная коричневая кожа аймара, красно-зелено-белые их костюмы, истошной желтизны тростник, пронзительно голубое небо… Там, на четырехкилометровой высоте, солнце невероятно жёсткое—полутонов оно не оставляет, а любую тень делает угольно-черной, словно выжженной.
