В мире не так уж много географических названий, в состав которых официально включены знаки препинания — если не считать дефисов, конечно. Населённых пунктов с восклицательными знаками в наименованиях, к примеру, всего два (два с половиной, если принять в расчёт неудачную попытку городка Гамильтон в Огайо, США переименоваться в 1986 г. в Гамильтон!): Вествард Хо! в британском Девоне и Сё-Луи-дю-Ха! Ха! в канадском Квебеке.
Восклицательный знак сам по себе непрост: историки письменности до сих пор не пришли к единому мнению о его происхождении. Дело в том, что пунктуация вошла в письменную речь на правах существенного элемента сравнительно поздно, лишь в Средние века, когда учёность стала подлинно книжной.
Прежде, во времена античности, живая речь имела первостепенное значение. Записи — трагедий Эсхила, рассуждений Аристотеля, речей Цицерона — служили исключительно справочным материалом. Знание передавалось изустно, от учителя ученикам, и каждый, кто брался за чтение какого-либо свитка, уже изначально, на слух, был знаком с его содержимым.
Именно поэтому слова в (прозаических) античных памятниках письменности чаще всего записывались слитно, без разделительных пробелов и уж тем более без каких-либо знаков препинания. Греческую традицию сплошного письма подхватили римляне с их чёткой грамматикой, которая вовсе не оставляла простора для сомнений в том, что представляет собой данная конкретная фраза: утверждение, вопрос или восклицание.
Первая известная историкам последовательная попытка упорядочить сплошной буквенный поток некими разделителями относится к III в. до н. э. Тогда один из прославленных хранителей Александрийской библиотеки по имени Аристофан решил облегчить читателям-новичкам знакомство с текстами, не слышанными ими ранее вживую.
При переписывании древних свитков он начал расставлять по текстам точки трёх видов: в средней части строки (·), в нижней (.) и в верхней (˙). Каждый из этих знаков отмечал паузу: соответственно, короткую (которую мы сейчас обозначаем запятой) средней длительности (соответствует нашей точке) и долгую (многозначительное многоточие). Система Аристофана Александрийского, впрочем, не была принята сколько-нибудь широко. Чтение «с листа» продолжало представлять собой невообразимую трудность.
Древнеримский писатель II в. до н. э. Авл Геллий открыто насмехался над теми самоуверенными невеждами, которые берутся вслух читать не слыханный ими прежде текст — и неизбежно попадают впросак, не умея верно расставить логические ударения, да и попросту разделить слитно записанные слова. А Цицерон и вовсе утверждал, что концовку предложения «должен указывать не оратор, переводя свой дух, и не переписчик, нанося на бумагу некий значок, но сам ритмический рисунок речи».
Всё изменил приход христианской культуры, культуры Книги и книжного знания. Катакомбная церковь распространяла свои священные тексты всеми доступными способами. И письменная их передача во множестве случаев была куда более эффективной (да и безопасной), чем устная. Именно в ранних записях христианских псалмов и молитв довольно широко представлены графические средства смыслового членения текста: заглавные буквы и декоративные буквицы, символы разделения абзацев (включая современный типографский знак ¶) и т. п.
В VII в. Исидор Севильский, ныне объявленный католической церковью святым покровителем Интернета и компьютеров, несколько доработал старую александрийскую систему протопунктуации. Он выстроил аристофановы точки по ранжиру и наделил их дополнительным смыслом. Нижняя (.) стала не просто обозначать короткую паузу, но нести функции современной запятой (разделять понятия при перечислении), тогда как верхняя (˙) приняла на себя роль маркера завершения повествовательной мысли, то есть конца предложения.
В последующие века система Исидора развивалась благодаря усилиям книжников по всей Европе. Латынь постепенно вульгаризировалась, что уже не позволяло полагаться на строгость классической грамматики в определении границ и состава предложений. Переписчики начали использовать для разметки текстов пробелы и символику, разработанную для записи григорианских песнопений: именно оттуда в современную пунктуацию пришли вертикальное двоеточие и точка с запятой.
Нам даже известно имя изобретателя прототипа вопросительного знака. Это был Алкуин из Йорка, учёный, богослов и поэт при дворе Карла Великого. Именно он в VIII в. предложил особый символ, punctus interrogativus, напоминавший небольшую тильду или зигзаг над нижней точкой и призванный обозначать особо сильный подъём тона в конце вопросительного предложения.
А что же с восклицательным знаком? Он стал весьма поздним прибавлением к пунктуационному семейству; введение его в обиход приписывали едва ли не самому Петрарке. Современные исследователи, впрочем, связывают изобретение восклицательного знака с именем итальянского гуманиста Якопо Алполейо из Урбисайи и относят его к 1360-м годам.
Первое же дошедшее до нас документальное свидетельство использования этого символа в тексте восходит к 1399 г., — именно этой датой помечена рукопись другого гуманиста эпохи Возрождения, Колюччо Салютати. О том, как именно возник восклицательный знак, можно только догадываться. Некоторые историки уверены, что от латинского восклицания «Iō!» («Эй!»), другие — что из сокращения до «io» самого термина «восклицание» (лат. interiectiō).
В обоих случаях логично предположить, что Якопо Алполейо — если, конечно, это был именно он — увидел определённое сходство между вопросительной и восклицательной тональностями. И, отталкиваясь от внешнего вида уже широко употребляемого к концу XIV века вопросительного знака, по аналогии с ним поставил «I» над «о», заодно превратив последнюю в нижнюю точку.
Так откуда же всё-таки взялся восклицательный знак — и даже два — в канадском названии? Никакой насмешки в нём, против ожидания, нет. В имя городского прихода Сё-Луи-дю-Ха! Ха! (Saint-Louis-du-Ha! Ha!) составной частью вошёл старофранцузский ландшафтный термин «Ha-ha», что обозначает особый тип естественной или искусственной преграды. Чаще всего — ров или овраг с одной отвесной и одной чрезвычайно долгой, пологой стеной.
Такое препятствие (при приближении в нему с пологой стороны) сперва не слишком заметно, однако преодолеть его, особенно с наскока, оказывается крайне затруднительно. Собственно, Сё-Луи-дю-Ха! Ха! располагается на южном берегу реки Святого Лаврентия, неподалёку от узкого и широкого озера Темискоуата, и в этой местности на самом деле предостаточно естественных «ха-ха»-преград.
Что же касается деревушки Вествард Хо! в британском Девоне, то с ней всё значительно проще. Этот топоним — искусственный, возник в середине XIX века после публикации приключенческого романа с тем же самым названием, написанного знаменитейшим на тот момент писателем и проповедником Чарльзом Кингсли.
Действие Westward Ho! (в русском переводе — «Вперёд, на Запад!») то и дело возвращается на побережье северного Девона неподалёку от Бидефорда. Ажиотаж, вызванный описанием в романе романтической елизаветинской эпохи — сэр Френсис Дрейк, сэр Уолтер Рэли, прочие благородные каперы и их сражения с испанцами в Новом Свете — был так велик, что власти Девона решили привлечь туристов в прославленный Кингсли регион. И выстроили на голом до той поры месте у прекрасного песчаного пляжа гостиницу под названием Westward Ho! Hotel со всеми необходимыми службами и гостевыми домами, постепенно разросшуюся до размеров добропорядочной деревушки.
