Найти тему
Истории из жизни

Цена собачьей жизни

Защищать того, кто не может постоять за себя сам, — благородное дело, пока речь идёт о людях. Но в случае прав животных благородство тонет в ханжестве. Можно ли защищать животных и оставаться честным с самим собой?

«“Хабаровские живодёры” получили реальные сроки. “Зелёные” сочли приговор слишком мягким», — так большинство людей увидело новость о завершении некогда нашумевшего дела. Но большинство людей восприняло эту новость неверно. На самом деле в колонию общего режима девушки и молодой человек отправятся не за убийство пятнадцати млекопитающих и птиц, а за разбой. Зоозащитники же недовольны тем фактом, что именно по статье «Жестокое обращение с животными» было назначено наказание в виде нескольких сотен часов обязательных работ, а не лишения свободы.

Широкая общественность в целом готова согласиться с защитниками прав животных: «Мы же в ответе за тех, кого приручили!», «Пятнадцать жизней забавы ради!» Широкая общественность плохо относится к людям, убивающим животных ради интереса. Понятно, что под животными стоит понимать только млекопитающих, в крайнем случае, теплокровных. Другие представители этого царства редко вызывают какие-либо эмоции.

Тут автору этих строк стоит кое в чём признаться. Он своими руками убил значительно больше пятнадцати млекопитающих — и исключительно из интереса. Автор хотел узнать, как протеины промежуточных филаментов взаимодействуют с митохондриями, а митохондрии очень удобно выделять из печени крысы... Но автору и его коллегам широкая общественность только посочувствует: «Тяжёлая у вас работа, жалко зверушек, наверное?», «Ну, вы не переживайте, это же ради благой цели». К людям, убивающим животных ради научного интереса, широкая общественность относится хорошо.

К жизням братьев наших меньших в обществе существует довольно ханжеское отношение. Современный европеец может с гордостью заявлять, что не держит дома кошку, потому что не готов ограничивать её свободу. Современный европеец может не ходить в цирки и зоопарки, потому что не приемлет эксплуатацию животных ради потехи. Изредка современный европеец даже готов отказаться от употребления в пищу мяса, потому что хочет остановить убийства ни в чём не повинных коров.

Но каждый представитель современной европейской цивилизации планирует прожить долгую счастливую жизнь. А значит, в старости ему никак не обойтись без значительного количества лекарств. Лекарств, обязательно прошедших доклинические испытания — испытания на животных, которых при любом исходе эксперимента умертвят. Любой медицинский препарат — это десятки тысяч убитых мышей, тысячи убитых крыс и кроликов, сотни убитых собак, десятки убитых шимпанзе. При этом многие лекарства даже не спасают и не продлевают человеку жизнь, а лишь улучшают её качество.

Получается, лишний лестничный пролёт без одышки или лишний половой акт в преклонном возрасте стоят десятков тысяч убийств? В представлениях современного европейца — стоят. Тот же современный прогрессивный европеец вполне может огорчиться тому, что из жизни подростка не было вырвано несколько лет жизни за десяток утопленных щенков. Безусловно, убийство животного без причины — как минимум проявление агрессии и должно быть наказано. Но сопоставима ли цена собачьей жизни с ценой жизни человека? Вряд ли. Так что остаётся лишь порадоваться адекватной формулировке приговора для «хабаровских живодёров» — и надеяться, что правила игры в «права животных» станут чуть более честными.

Считается, что уроки литературы в школе бесят технарей — будущих физиков, математиков и инженеров. На самом деле они вообще мало кого не бесят. Потому что учат чему угодно (последнее время, например, тесты для ЕГЭ проходить), но не тому, что должны бы давать эти уроки.

Предполагается, что школьные занятия литературой делают человека культурным и учат анализировать тексты. Прочёл «Капитанскую дочку», выяснил при помощи пошагового анализа с преподавателем, почему у Достоевского круглый стол овальной формы, — и готово, ты окультурен и практически литературный критик. Плоды такого просвещения мы наблюдаем в интернете в обсуждениях фильмов. Огромное количество комментаторов считают, что любое рассуждение длиннее десяти слов обязано содержать вступление, критический анализ и вывод. Анализ при этом выглядит как типовое сочинение пятиклассника. Рассказать о своих чувствах, поделиться любимым моментом? Нет, такое для дураков. Умные люди умеют раскрыть образ Санкт-Петербурга в «Евгении Онегине», а чувство, которое они при этом к роману испытывают, должно быть только одно, строго установленное: «Это великое произведение!»

Тебе было грустно, когда ты его читал? Интересно? Ты был заинтригован? Вопросы, которые после школьного курса литературы кажутся глупыми и неуместными. Когда читаешь классическое произведение, ты должен чувствовать, что оно великое. Всё.

На самом деле чтение классики в школе должно дать подросткам две вещи: умение наслаждаться книгой и некий общий культурный бэкграунд. Когда вы, замерзая с парой незнакомцев на автобусной остановке в богом забытом месте, начинаете вдруг хором: «Мороз и солнце, день чудесный», — и чувствуете какую-то общность, и стихи из вас льются легко, просто потому что — ну кто же в России не знает пары строк из Пушкина… Наслаждаться книгой! Тот, кому понравилась книга, однажды вернётся к ней снова, и откроет что-то новое, и захочет открывать ещё и ещё, и сам произведёт все анализы. (Помните это чудесное выражение «произведите анализ»? Как оно тонко настраивает на понимание и сочувствие юной и трепетной Наташе Ростовой, а?)

У наших классиков полно произведений с интересным сюжетом, с приключениями и подростковыми любовными драмами. Кто был увлечён «Дубровским» в десять лет, тому не надо было слушать про образ Троекурова, чтобы понимать и по сюжету, и по жизни, кто ведёт себя как козёл и отвратительно ли унижать других. «Преступление и наказание» — отличный триллер-детектив, если тебе не надо писать сочинений о глубокомысленности образа Мармеладова-старшего.

Лучший анализ прочитанного — спор в классе. Дура ли Таня Ларина, что писала напыщенные, полные штампов письма полузнакомому мужчине старше себя? Или же её охватило такое огромное чувство, что уже и штампы, и безопасность неважны. Лучшее сочинение после «Отцов и детей» Тургенева — о том, как тебя взволновало совращение старым козлом Кирсановым оставшейся беззащитной Фенечки, да ещё ведь и не женился, а выставил… понятно, кем считалась родившая вне брака девушка. И весь такой при этом: «люблю, люблю», — ага…

И всё, что полно поучений, что предполагает назидание и внедрение «моралите» в детский мозг, — из программы вон. Не назиданиями крепнет мораль, не впихиваются нравственные ценности в людей — только прорастают там. Хороший пример — одно недавнее исследование: американцы, увлекавшиеся в юности книгами про Гарри Поттера, не поддерживают политиков, чьи лозунги полны нетерпимости. Хотя нравоучительности ни в одном романе Роулинг, кажется, ни на грош. Только живая история.

У наших классиков тоже полно живых историй. Почему мы выхолащиваем их, не давая работать так, как должно работать настоящему хорошему литературному произведению?