Про родных
Вот вы себе представьте. Живут люди вместе. Хорошо живут, дружно так. Или не очень дружно. В жизни всякое бывает. Может, и ругаются. Может, даже разбегаются на время. Может, денег в семье мало. Может еще чего. Кто без греха. Может, пьет супруг. Может, он ленивый и носки любит разбрасывать по комнате. Может, он с тещей не в ладах и вместо воскресного похода в торговый центр норовит на футбол свалить. Или на рыбалку. И возвращается грязный, заросший щетиной и с перегаром. И с рыбой, которую никто чистить не хочет. Может, друзья у него шумные и гантели под кроватью только пыль собирают. Но он, мужик-то, он – есть. И вдруг, через мгновение, его нет. И женщина остается одна. Посреди людского моря. А мужика увозят, у нее на глазах. Не убили, не машиной задавили, не кирпич на голову. Живой вроде человек. А – нет его. Только что рядом был. И нет. И надо идти домой. И как-то жить. Делать что-то. А что? Куда бежать? Кому звонить? С кем посоветоваться? Что родным сказать? Детям сказать что? Где папа? В отряд космонавтов забрали? Война началась? Так нет никакой войны. Жизнь вокруг, она течет и не останавливается. Для всех, кроме твоей женщины. Для нее время остановилось. И жизнь остановилась. Разломилась напополам. Теперь, отныне и навсегда, будет в ее жизни две части. Одна до, и другая после. Такие разные. Остались вещи, остался запах. На какое-то время. Пока не выветрится. А он выветрится. Останутся воспоминания. Все – в прошедшем времени. И будет вспоминаться только хорошее. И будет стоять у женщины внутри дикий безмолвный крик – как же так? За что? Что не так, господи? Почему я? Почему мы? Кто бы знал ответ. Нет ответа, и не будет. А что есть? А есть другая жизнь, начавшаяся вот так, вдруг. Будет постель. Пустая. Какая же она широкая. Будет поиск адвоката и сразу же поиск денег для адвоката. Одно без другого никак. Будут стояния у подъезда мусорского, будут звонки следаку унизительные – отдайте вещи мужа. Цепочку отдайте. Крестик нательный отдайте золотой. Колечко отдайте обручальное. Отдайте, зачем они вам. Вы ж их изъяли, адвокат сказал. Их же в тюрьму не положено! Отдайте, а? Отдадим, скажут ей, обязательно отдадим, только попозже. И походишь ты, и попросишь. А кто-то от этого получит моральное удовлетворение и сознание выполненного долга. И будешь письма писать. Писать, нетвердой рукой страшное вранье – у меня все хорошо… Хорошо? Ааааааааааааааа…. И будешь выпрашивать свидание. Чтобы хоть понять – где он вообще, человек твой? Что с ним? Как он там? Он вообще – живой? Что с ним там происходит? Первый раз же – неизвестно ничего! И будешь занимать очередь в тюрьме. Задолго заранее, чтобы на свидание попасть. Кабинок для свиданий мало, а народу много. И будешь со свидания выходить, спотыкаясь о ступеньки, не видя никого, чтобы сохранить. До мельчайших подробностей сохранить в душе, в памяти, каждую детальку встречи. Каждое словечко. И взгляд прощальный. И дома – вспоминать, вспоминать, вспоминать. И не есть, и не пить, и не спать совсем почти. Потому что не до того. А надо все запомнить, все прокрутить в памяти еще и еще раз. Это надо, это обязательно надо. Да, потом будет женщина собирать вещи в тюрьму, покупать продукты. Самые лучшие. И нести передачу. И занимать очередь с трех часов ночи, потому что иначе не примут. Много в тюрьме народу. И мало окошечек для передач. Да, родная, это теперь – твое. Ждать, ждать, просить, просить, ждать, ждать… Брат мне пишет – жена, за первый месяц, как меня приняли, похудела на двадцать килограмм. И была-то не полная совсем. И волосы выпадать стали. И ногти на ногах потрескались. Как будто били по ногам молотком. Прости меня, родная, прости меня.
ПФ