Глава 12
Глава 1
Как и договорились новые друзья еще накануне, смотреть футбол Италия США они будут все вместе. Только, честно говоря, ни как эти мнимые французы, не ожидали от этих мнимых итальянцев такого шика. Безусловно, что обе противоборствующие команды, уже не имели ни каких иллюзий относительно друг друга. И также как Петров с Васечкиным уже получили полные объективки на своих конкурентов, так и в стане противника торжествовала полная ясность. Все были прекрасно осведомлены обо всех обыкновенных и невероятных приключениях Петрова и Васечкина. И, конечно же, нельзя тут недооценивать противника. На Машу Старцеву, так же пришла объективка. Может быть не настолько полная как на Петрова с Васечкиным, поскольку девушка только в последний момент влилась в их коллектив. Но ту, как говорится, на безрыбье и рак щука, что смогли на скорую руку, то и собрали. Ну а так как в наш цифровой век, сложнее сделать что-то тайным чем явным, то даже не стоит удивляться, если в этих скудных сведениях оказался, и рассказ о том, как Маша издевалась над Петровым и Васечкиным и как они ей отомстили. «Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди».
Это было в конце третьего класса, когда Мария была назначена старшей по гигиене. Она сшила себе сумку как у полевых медсестер и стала караулить всех у входа в класс. Не допуская на урок тех учеников, которые по ее критериям выглядели не аккуратно. Именно такими были Петров и Васечкин. Ну, если Петров еще чистил иногда зубы и мыл уши, и проходить ему порой удавалось без проблем, то с Васечкиным была совсем другая история. Он шею принципиально не мыл. А чего девчонок поощрять. Чтоб они потом еще на эту шею и садились! Но Маша была неумолима, и проникать в класс, с каждым разом становилось все сложнее. Именно тогда Васечкин понял, что вопрос принципиальный либо, либо. Вот тогда они с Петровым и решили впервые проучить эту отличницу и придиралу. И вот как-то раз, когда Маша выполняла свои обязанности сандружинника, Васечкин на полном ходу подбежал к ней и, достав из под кителя пиджака большой бумажный пакет обеими руками по нему хлопнул. И самое неприятное было не то, что хлопок перекрыл весь шум перемены, а то, что в пакете была угольная пыль, которая разлетевшись по всему коридору превратила Васю , Машу, да и еще Петрова с парой оказавшихся случайно рядом одноклассников в маленьких негритят. Это, конечно была грубая шутка, и Васечкин был наказан, но зато чувство свершенной мести его не покидало до конца недели. «И хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно – впереди!»
В этой хитрой профессии шпионских игр и тонких стратегий, остается в выйгыше не тот, кто лучше физически подготовлен или у кого больше эрудиции, это все полезные, но всего лишь немаловажные дополнения. В конечном итоге, эти хитрые дела делаются удачливей теми, у кого лучше с морально волевыми качествами. Именно на это был и сделан расчет Петрова. И он не ошибся. Когда молодые люди встретились в фойе их хостела, и Петров с Васечкиным рассказали своим новым друзьям, что они тут арендовали яхту и что она тут же пришвартована в пяти минутах ходьбы на причале спортивного комплекса Лозаннского университета, вопрос о месте просмотра футбольного матча решился моментально. И даже, если у одной из девиц поклонниц Боржоми и закралась нотка подозрения, то после того как Васечкин достал из сумки бутылочку Дом Периньон и очаровательно ей улыбнулся, она вздохнула, что это не Петров ей улыбнулся, но также рассеяла свое мимолетное сомнение. Вопросы отпали у всех. Какой любитель Боржоми может устоять от искушения, и не прокатится на яхте по вечерней глади Женевского озера, потягивая изысканное шампанское и болея за любимую команду. Хоть на яхте и было тесновато для такой большой компании, но юность, смех и беспечность стирают все неудобства. Тем более, это только в самом начале вечера, ощущалась некоторая теснота. Уже под конец этого футбольного матча, когда сборная Соединенных Штатов Америки с честью сыграла вничью с будущим чемпионом мира, теснота уже не чувствовалась. Особенно заокеанскими коллегами Петрова и Васечкина. «Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается прямо в небосклон».
Вася, Петя и Маша сидели на палубе и допивали последнюю бутылочку Дом Периньон. Они мочили ноги в этой застывшей воде, которая в эту теплую ночь безропотно ласкала их и была особо тепла, как будто специально. Безмолвные Альпы, своим резным рельефом скалились в подсвеченной синеве ночи по один борт их судна, а иллюминирующий и спящий город горел по другой. Только где-то еще глашатай не закончил в эту ночь свою работу. Да и кучкующиеся еще редкие возле него зеваки также сидели в ожидание его предпоследних криков. Как редко выдаются такие спокойные вечера, когда друзья детства, друзья, которые знают друг друга с первых классов школы, которых связала вместе жизнь, профессия, любовь, вот так вот могут сидеть под луной. Сидеть молча и чувствовать, как их связывает мироздание. Их новые друзья в это время спали безмятежным сном. Они и предположить не могли от своих новых знакомых такого коварства, хотя должны были. Что такой прекрасный напиток будет использован для подмешивания снотворного. Ну, вот именно потому, что они не ждали такого коварства от Петрова и Васечкина, именно поэтому эта операция выгорала у Петрова с Васечкина и Старцевой, а не у каких-то Джонов и Мэрилин. Теперь же все дело в шляпе. И даже дезодорант, вызывающий неимоверную тягу к Боржоми будет при деле. Теперь, когда эта провалившаяся четверка суперагентов спецслужбы, опустим какого государства, проснется, Маша будет в течении ближайших четырех суток опрыскивать их этой амброзией, подавляя в них волю и пробуждая неимоверную жажду Боржоми. А чтобы у их коллег из фирмы Филипп Моррис не возникло ни каких подозрений, яхта будет время от времени подплывать к берегу, как раз невдалеке от уже известного нам корта и шумно затариваться Дом Периньоном и Боржоми. «Каждому, каждому в лучшее верится, катится, катится голубой вагон».
А Петров с Васечкиным этой ночью уже вплавь добрались до берега, всецело доверяя Старцевой хозяйничать на яхте. Ведь если она не смотря ни на какие взрыва пакетов с угольной пылью и прочими диверсиями Васечкина смогла в свое время выстоять и не пускать его в класс в ненадлежащем виде. Смогла добиться от него, чтобы он пусть не сразу, но через несколько лет, все же стал мыть руки, уши и шею, то уж справится с какой-то четверкой обанкротившихся агентов ей как нечего делать. Так что пока Маша караулила конкурентов, Петр с Василием, посещали, где по ночам, а где уже и просто днем, всех членов исполкома и проверяли насколько аккуратно, они заполняли документы. И нет ли где лишних баллов проставленных в пользу Боржоми. Эта процедура заняла двое суток, так что ко вторнику, накануне открытия заседания все было готово. Во время посещения одного из адресатов, в один момент у Васечкина даже закралась шальная мысль, а почему бы не ухудшить показатели Боржоми и других конкурентов, и тем самым гарантировать победу. Но Петров, как и Маша, был приверженцем чистого спорта. Поэтому Василий категорично запретил Петру заниматься подобными манипуляциями. любовь к чистоте роднило Петрова с Председателем, которому он, как и обещал, рассказал, что же за жидкость была подсунута ему неизвестными ночными посетителями. И это так возмутило бывшего ортопеда и яхтсмена, что он на всю жизнь проникся предубеждением к Боржоми, что было более гарантировано, чем всякие проделки Васечкина. «Может мы обидели кого-то зря – календарь закроет этот лист».
И вот он настал этот день. Наконец, этот такой долгожданный день наступил. День, когда открылось это официальное заседание исполкома, которое так все ждали. Ради этого дня Петров и Васечкин прилетели в Швейцарию, а потом и Старцеву откомандировали из глубокого Итальянского подполья на помощь ребятам. И они все втроём работали, не расслабляясь ни на минутку, в этой Швейцарии. Работали ради того, чтоб это заседание прошло как нельзя лучше, честнее и справедливей. И вот он настал этот день, когда все эти важные чиновники собрались в своей штаб квартире. Этот солнечный июньский день 2006 года наступил. Машины съехались к десяти утра, господа в пиджаках и белых рубашках проходят в это невысокое здание. В здание, в которое по ночам как к себе домой на протяжении последней недели заходил Васечкин, а Петров стоял и караулил его снаружи. О их визитах так никто и не узнает, если только спустя много лет, какой-нибудь дотошный историк, любитель детективов не возьмется описать обыкновенные приключения российских шпионов Петрова и Васечкина и не получит доступа для работы с материалами под грифом «совершенно секретно». А пока, ничего не подозревающие господа, сидели чинно за одним большим столом и пункт за пунктом сверяли те показатели и балы, которые они проставили в зависимости от ответов, которые давали претенденты. Так час за часом они прорабатывали представленные им анкеты и даже отчеты, которые привозили некоторые делегаты, побывавшие лично на местах. Все эти оценки суммировались, создавалась общая таблица, которая позволяла сравнивать показатели и принимать решение, какой же бал все-таки станет проходным для кандидатов. Но, на эту работу ни Петров, ни Васечкин уже повлиять не могли. Поэтому день открытия заседания они провели на яхте, смотря как Маша, опрыскивает иностранцев. «К новым приключениям спешим друзья, зй, прибавь-ка ходу машинист».
Васечкин уже совсем освоился в этом городке. И когда он подруливал на яхте к причалу, чтобы в последний раз затариться Дом Периньоном и Боржоми, Маша и Вася не стали вместе с Петей дожидаться, когда подъедет эта доставка, а решили пройтись по этой ривьере. Когда еще раз побываешь на этой улке, по которой когда ходил Сергей Дягилев и пройдешь мимо виллы Беллерив, в которой он вместе с другими подвижниками русского балета занимался восстановлением своей труппы. Именно в этом поместье, на берегу Женевского озера, в этой вилле, которая появилась еще в 16 веке, а нынешние очертания приобрело в 18 и занимался Дягилев, не смотря на бушующую в Европе первую мировую войну созданием нового русского балета. Бывало, Дягилев устраивал небольшие прогулки по окрестным местам. Любовался ореховым парком, дубами и вязами, за которыми виднелась гладь озера, и конечно не забывал баловать себя бургундским, которое так, кстати, всегда находилось в погребе этого поместья. Обо всем об этом рассказывал Петров Старцевой, когда они проходили мимо зданий международного института менеджмента, который обосновалось в этом месте сегодня. На этом месте, таком дорогом каждому любителю русского балета. И Петров рассказал Старцевой то, что он не рассказал Васечкину, когда они обсуждали с ним пару дней назад, остановившись на алее Ансерма бинокуляр. Он рассказал ей, а не Васечкину, что именно этот математик, посвятивший жизнь музыке подсказал Дягилеву, где в Лозанне лучше давать концерты. Ансерме сосватал русскому продюсеру «Народный театр», более чем на шесть сотен мест, устроенного филантропом Сютером. Благодаря этому музыкальному математику, память о котором запечатлена в названии бульвара состоялись десятки балетных выступлений. Среди которых были и выступления Айседоры Дункан, проживавшей в Лозанне в тоже время. И все это Петров рассказывал Старцевой, а она с удовольствием слушала. «Голубой вагон нежит-качается, скорый поезд набирает ход».
Только на второй день заседания исполкома наша троица свободно выдохнула и перестала опрыскивать своих импортных коллег амброзией Боржоми. Это произошло не потому, что закончился препарат или в Маше от рассказов Петрова о русском балете, или о других деятелях русской культуры, связанных с Лозанной проснулись добрые чувства сострадания к своим профессиональным противникам. Нет. Все было банальней и профессиональней. Просто на просто, в этом задании была поставлена точка. Можно было разъезжаться по домам. И поставил эту точку, господин Председатель. Именно он, 22 июня, от лица всех членов исполкома, принимавших участие в этом трехдневном заседании, огласил решение. Да, решение было принято на день раньше, чем предполагалось. Но именно потому, что неоспоримы были все факты, которые позволяли всем членам исполкома принять единогласное решение. Конечно, был один господин, который высказал в неявной форме поддержку Боржоми, но он был в одиночестве, а потом все балы были не в его субъективную пользу. Поэтому он и сам не очень настаивал. Таким образом, из семи претендентов, которые соперничали за право принимать у себя зимние Олимпийские игры 2014 г. президент Международного Олимпийского комитета Жак Рогге объявил города: Зальсбург, Пхенчхан и Сочи. Так и не досталась городу-курорту Боржоми слава проведения зимних олимпийских игр. Зато, там на берегу реки Куры, сохранился прекрасный дворец Романовых в мавританском стиле, которым не брезгуют пользоваться вслед за товарищем Сталиным и нынешние президенты Грузии. «Ну зачем же этот день кончается? Пусть бы он тянулся целый год».
А в это время в Москве, в зашторенном кабинете, где-то недалеко от Лубянской площади за большим письменным столом сидел генерал Сидоров. Его суровый задумчивый вид, погруженного в себя человека, не давал шансов постороннему наблюдателю догадаться, что же творится под этой маской спокойствия. Какие думы и какие секретные операции он сейчас просчитывает или вспоминает. Какие и чьи судьбы сейчас прокручиваются в его сознании. Как обычно, на его столе горела лампа, а под потолком абажур. Это неизменная привычка была воспитана в нем еще его учителем, Филиппом Ивановичем Голиковым. Который почему то полюбил этого молодого двадцатилетнего лейтенанта, которым был тогда Сидоров, когда его прикомандировали к Управлению Уполномоченного Совета Народных Комиссаров (СНК )СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран. Более шестидесяти лет уже прошло с тех дней, а он помнил как сейчас, все те поездки по европейским странам. Как он принимал участие то там, то тут создавать сборные и пересыльные пункты и лагеря, в которых скапливались советские граждане перед отправкой дамой. Как он развозил брошюрки с названием «Родина ждет вас, товарищи!» Как этих музжин и женщин, покинувших Родину не по доброй воле, пропускали через отделы НКВД и СМЕРШа. Он помнил встречи с этими бывшими советскими военнопленными, которых разбросала война по многим европейским странам. Эти мужчины и женщины, с надеждой в глазах смотрели на него. На него, от которого в частности тоже зависело, как их примет Родина. Он помнил, как раздавал этим мужчинам и женщинам свеженький отпечатанный указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией». И вот он сейчас сидел, один в этом огромном толи зале, толи кабинете, а его большая ладонь прижимала к стеклу стола несколько фотокарточек, сделанных с кадров старой хроники. Это спустя уже много лет, совершенно случайно находясь в глубокой конспирации в Европе, он узнал, что и его отец был в это время в одном из таких лагерей. Все было как и всегда случайно. Ему помогла его привычка захаживать в библиотеки и пролистывать старые газеты. Именно в них он прочитал, что в апреле 1945 около двух тысяч советских военнопленных жили в выставочном комплексе и по совместительству концертном зале Лозанны Пале-де Болье. Возмущенная швейцарская пресса в красках описывала те нечеловеческие условия, в которых проводили советские солдаты время на ривьере, вынужденные спать на тюфяках. А спустя несколько лет, когда он перешёл от чтения газет к чтению мемуаров он наткнулся на воспоминания одного швейцарского офицера, который весной и летом 1945 был приставлен к русским. И этот швейцарец написал свои воспоминания об одном советском полковнике Иване Сидорчуке. Как они с этим русским ездили по стране. Как тот удивлялся, что в каждом доме есть карабин, и как они подружился, стреляя из них, как Сидурчук провел несколько часов на вокзале, пытаясь, удостоверится в точности прибывающих и отбывающих поездов и как не могли поверить, осматривая дом рабочего с фарфоровой фабрики, что так живут рабочие, а не капиталисты. Генерал Сидоров догадывался, что он читал о своем отце. Его назвали в честь славного командира гражданской войны Ивана Сидорова. Он знал, что отец изменил фамилию, чтобы попав в плен не портить биографию сыну. Ведь в одну из поездок в Швейцарский лагерь интернированных он случайно встретился с ним. С отцом. У них состоялся разговор. Отец ему объяснил, что в марте 1943 г. когда он попал в плен, в ходе Харьковской оборонительной операции, он был свидетелем растерянности и паники генерала Голикова, который утратил тогда способность управлять войсками. И пришлось вызывать Жукова, чтобы спасать положение. А Голикова больше никогда не допускали к фронту. А он Иван Сидоров, ныне Сидорчук, оказался в фашистском плену и из концлагеря сумел бежать в Швейцарию. И теперь он не может вернуться, ведь свидетелей таких позоров не прощают. И если он вернется, то и себе и ему испортит жизнь. С тех пор они больше и не виделись. Только много лет спустя, как-то уходя от слежки, тогда еще полковник Сидоров оказался в просмотровом зале швейцарского архива. Каково же было его изумление, когда он на кадрах хроники увидел своего отца. К сожалению, в тот раз долг службы и интересы Родины не позволили ему получить заветные кадры. Поэтому много лет спустя, он просил одного из своих учеников, когда у того будет возможность сделать ему фотографии отца. «Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается прямо в небосвод».
Сейчас сидя за столом и держа руку на дорогом лице, он смотрел на него. Поводил указательным пальцем, как будто разглаживая волосы. Одергивал эту американскую форму на советском офицере. Вспоминал ту встречу, которая состоялась в швейцарских Альпах, и повторял про себя Иван Иванович, Иван Иванович, где же ты нашел успокоение. Но с каждым новым обращением к отцу он все отчетливей и отчетливей произносил его имя - Иван Иванович, Иван Иванович. Тут он почувствовал, что кто-то теребит его за плечо. Он услышал, что кто-то его зовет: «Иван Иванович, Иван Иванович». Генерал Сидоров открыл глаза. Он закемарил. Он любил приходить сюда в музей воинской славы. Иногда он даже проводил экскурсии для молодых сотрудников. Но бывали и такие дни как этот, когда ни кого не было. И когда дежурный, который запирал этот ведомственный музей, тормошил генерала, чтобы тот шел домой. «Каждому, каждому в лучшее верится, катится, катится голубой вагон».
Конец
Глава 1
