— «После полуночи не кормить», — прочёл Смитс и отбросил покорёженную табличку. — Всегда гадал, когда заканчивается «после полуночи»?
— С рассветом, — коротко ответила Волкова, не отрываясь от экрана сканера. Здесь можно было раскопать артефакты похлеще графика кормёжки редких животных.
Свалка опоясывала центральные кварталы города. Внутри мусорного кольца чернели солнечные панели крыш старых районов, где по улицам гордо вышагивали самодовольные рантье, хозяева виртуальных казино и матроны с крашенными в цвета городского флага волосами. За мусорным кольцом начинался новый город, его тупички, переулки и бесконечные уровни — полузаброшенные нижние, шумные верхние, были домом для вольных кибер-стрелков, радикальных поэтов, за которыми бродили мелкие дроиды, выкрикивающие дурные стихи, и девиц свободных и прекрасных нравов.
И старый порядок, и новый хаос делали вид, что свалки не существует. Тем же, кто признавал её божественную многослойную реальность, свалка благоволила и в благости своей одаряла их по мере сил.
Волкова обычно находила Смитса, когда у неё появлялся заказ на новый девайс. В том, что выходило из рук напарницы, Смитс не понимал ничего, это были странные и узкоспециализированные штуки для странных и таинственных специалистов. Зато у него была чуйка на добычу и опасность, и Волкова ему доверяла. И платила и за это доверие, и за чуйку вполне честно.
Смитс двинулся дальше, периодически ковыряя сапогом обломки. И шагов через тридцать наткнулся на первую стоящую вещь — кусочек свернувшегося технического измерения; на таком не обогатишься, но затраты на их вылазку он уже окупит. Довольный, Смитс поднял кусочек и кинул в поясную сумку… и тут его чуйка заверещала, как никогда раньше, а через секунду он вдруг очутился на земле. Во рту разливался металлический привкус, губы саднило, под носом запеклась кровь.
Смитс с трудом сел и проморгался; похоже, он слегка оглох, а судя по кровавому следу, его ещё и протащило метров пять-шесть — до остатков бетонной стены. Хорошо хоть, на пути попалась огромная куча тряпья. Ударная волна шла из центра бывшего зала, где как раз стояла Волкова. Кое-как поднявшись, он захромал к источнику взрыва. Волкова оказалась ещё там… если это можно было так назвать.
Вместо одной женщины он увидел пять, все полупрозрачные, но как будто разной плотности: просвечивали кто больше, кто меньше. Одна продолжала изучать показания сканера, вторая, с развороченной грудной клеткой, лежала на полу. Третья, чуть в стороне, рассматривала какой-то мелкий предмет на ладони, четвёртая стояла с закрытыми глаза, и по её губам блуждала блаженная улыбка.
Пятая смотрела на него, как не смотрела никогда: в глазах застыли ужас и тревога, и она всё пыталась приблизиться к нему, но бежала, размахивая руками, на одном месте.
Смитс растерянно таращился на эту картинку, стараясь припомнить все байки, что слышал от товарищей: какая дрянь могла такое сотворить?
Не находилось ничего подходящего, ровно счётом ничего — в тех историях, которым можно было верить хоть на одну десятую.
Оставались натуральные сказки. Про солнечных людей, устраивающих балы в палатах под мусорной свалкой; про синтезаторы-всего-на-свете, работающие на крови девственных секс-ботов; или про машину вероятностей, которая могла по желанию владельца изменить уже случившиеся.
А если и правда она когда-то существовала? Говорят, изобретатель, спасаясь то ли от каморры, то ли от госспецов, активировал машину и скользнул… ну, куда-то. Больше никто его не видел, а машина в итоге раскололась на части: может, он ошибся в расчётах, а может так и задумывал. Осколки пытались утилизировать, как положено, но ничего не вышло: куски машины разлетелись в пространстве и времени, и с тех пор их иногда находят те, кому особенно повезёт.
Или не повезёт, если судить по состоянию Волковой.
Как эти штуки могут работать, Смитс представлял лишь приблизительно, а что теперь делать, тем более не знал. Если вообще можно что-то исправить… и нужно. Вон, одна из версий Волковой мертва, не постигнет ли та же участь всю его напарницу, если её собрать воедино?
Пока Смитс сгонял мысли в кучку, тело мёртвой Волковой поблекло, замерцало и затем растворилось, зато остальные версии стали заметно плотнее. Смитс прикинул: возможно, если исчезнут ещё трое, то последняя воплотится полностью, вернётся в действующую реальность?
Но исчезнут каким образом? Не стоять же здесь и ждать, пока с ними что-то произойдёт. Так можно и до старости достояться.
Он медленно вытянул пистолет, посмотрел с сомнением на него, потом на Волковых. На душе заскреблись кошки. Он приблизился к той версии Волковой, что держала сканер, но она не обратила на Смитса внимания, может, вообще не могла его увидеть. Остальные тоже как будто застыли в небольшом отрезке времени: бегущая продолжая бежать, всё вглядываясь туда, куда его отбросило ударной волной. Счастливая тонула в своих видениях. Последняя по-прежнему была поглощена предметом на ладони.
Смитс прикрыла глаза: чуйка злобно ворчала, не могла выбрать, кто же должен погибнуть. Тогда он принял решение сам.
Он обошёл Волкову-со-сканером, поднял руку… «Давай, — сказал он себе, — на самом деле ты спасаешь ей жизнь… И она никогда не узнает, что ты сделал. А может, и не получится ничего, пуля-то настоящая, а не… вероятностная или что там ещё.». Сжав зубы, он выстрелил этой версии в затылок и рефлекторно зажмурился.
Наверное, пуле было плевать на вероятности, или она существовала во всех их и всегда. Волкова-со-сканером исчезла. Три оставшиеся стали ещё плотнее.
Смитс подошёл к счастливой.
— Мы все мечтаем умереть как-то так, правда? — просипел он. — Довольными до усрачки. Помнишь, как мы шутили об этом после какой-то вылазки? Ну ты вряд ли тогда думала, что всё будет так... И я должен кого-то выбрать. Почему не тебя?
В глубине души он уже знал ответ, почему именно её. Но пока не хотел себе в этом признаваться.
Он дотронулся до её щеки, и как будто услышал эхо, голос, уплывающий прочь, но слов разобрать не мог.
Смитс выстрелил в счастливую Волкову и в этот раз смотрел, как она тает. Потом обернулся к оставшимся.
У одной в руках несомненно был тот самый осколок. Опасный настолько, что только дурак прикоснётся к нему голыми руками, тем более что последствия налицо. И дорогой настолько, что можно продать его и перебраться в старый город и до конца жизни не делать ничего, только шляться по чистеньким улицам, раскланиваясь с соседями.
А вторая бросилась к нему, чтобы спасти, хоть и непонятно, от чего. Он подошёл к ней, встал так близко, что мог ощущать её быстрое дыхание. Она стала такой настоящей, что он почуял запах её кожи. И когда прислонился лбом к её лбу, то услышал уже не эхо, а крик: «Смитс!.. Держись! Сейчас, я уже…»
Как будто… как будто для этой версии Волковой он значил намного больше, чем мог когда-нибудь рассчитывать.
Он колебался, но сам удивился, как недолго.
Он убил бегущую Волкову. Она растаяла, как туман, и её отчаянный крик поглотила свернувшаяся вероятность.
Волкова с осколком на ладони полностью вернулась в реальность и наконец-то заметила Смитса.
— Мы сорвали джек-пот, — довольно сказала она. — Заполучили главный приз. Счастье для нас двоих, хоть и не бесплатно. Осколок от машины вероятности, с ума сойти! Пусть заказчик катится к чертям собачим, задрали меня они меня все… Что думаешь?
— Опасная штука, — честно предупредил Смитс. Уж он знал, о чём говорит. Но Волкова пожала плечами:
— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. — И, подмигнув, аккуратно спрятала осколок в контейнер для опасных отходов.
Смитс сам не понял, как это вышло, но миг спустя он уже стоял с пистолетом в руках над телом последней Волковой, которое, увы, и не думало исчезать.
— Почему? — с недоумением спросил он сам себя, но в голове у него плясал и завывал хаос. И только откуда-то со дна, будто из той чёрной тины, которой славятся грязные реки новых районов, пробивалось и всё крепло ощущение грядущего сытого счастья — для него одного, пусть и не бесплатно.
Чуть погодя, когда это непривычное, одновременно и гадкое, и тёплое чувство заполнило его целиком, он спрятал пистолет, поднял контейнер с осколком и зашагал к челноку.