Остер П. 4321/ Пер. с англ. М. Немцова. - М.: Эксмо, 2018. - 992 с.
Толстовский размер, толстовский масштаб, толстовская стилистика. «Война и мир» (ныне то и другое идет в смешанном виде, не разберешь, где кончается одно и начинается другое) положенная на мотив «Детства», «Отрочества», «Юности». При этом диалектика души выведена на первый план, а на втором все остальное – убийство Кеннеди, Вьетнам, борьба за гражданские права, студенческие волнения. Все это пропущено, как писали раньше в учебниках, сквозь опыт художественных исканий XX века. Наверное, так можно было бы представить книгу обычному читателю.
Ссылка на Толстого кажется избитой, но автор не стесняется признаваться ему в любви, да и вязкость безразмерных порой предложений до боли знакома.
1.
Первое в познании – не всегда первое в бытии.
Но как ни крути, «4321» - хроника послевоенной американской истории. Ближе к концу в сюжетной линии Фергусона № 1 хроникальное повествование идет открытым текстом. Впрочем, хроника, может быть слишком узко. Весь роман в параллельных вселенных Арчи Фергусона звучит один и тот же тезис «мир как газета», нашинковано все подряд – тут передовица, главное, но люди читают и ради другого: спорт, светская хроника, раздел культура. Несмотря на тяжеловесность стиля, есть ощущение, что Остер стремится к сути газетности, как таковой, – соответствие миру, ежедневный постоянно обновляемый хаос жизни. Но газета не только новости – это еще и история, краткие побеги в прошлое, запаздывание, сохранение вчерашнего дня в сегодняшнем в виде откликов и переживаний. Этот временной дисбаланс в романе присутствует. Синхрония четырех жизней Арчи Фергусона имеет относительный характер. Мы как в газетном тексте, узнавая новое о происходящем, возвращаемся к предыстории событий.
Большая история пожирает маленькую. Так происходит в так называемые судьбоносные периоды. Подобная закономерность, соблюдается и в романе Остера. Место семейных разборок, размеренного быта и подробного смакования впечатлений беззубых в историческом плане 50-х сменяют бурные 60-е. Мелкие подробности, развернутые описания повседневности умирают в вихрях студенческих волнений, которые впрочем, порой также описываются с изматывающей дотошностью. Политика, нелюбимая героем, пожирает все, убивает творчество, и, таким образом, самого героя. Да что там героя, весь мир.
2.
Правильнее было бы определить «4321» как роман творчества. Очевидна традиционная по нынешним временам перекличка с литературными текстами. Кто хочет, может поискать и много чего накопает, но я, простите уж, не охотник, и поэтому прохожу мимо этих скучных для меня забав стороной: никогда не любил кроссворды. В конечном счете, что-нибудь на что-нибудь, естественно, похоже, мы так много написали за века, что даже специально это вкладывать в текст необязательно, вырвется, пролезет само, надо только дать волю, отпустить себя. Самоцитаты также неизбежны, как и формат «Жизнь Арчи Фергусона, рассказанная им самим».
А так перед нами опять «портрет художника в юности». Старый как мир рассказ о том, как он взрослеет и чем питается, дорастая постепенно до осознания своего призвания, первых шагов по дороге.
Во всех четырех вариантах судьбы Арчи Фергусона, присутствует исследование почвы, из которой произрастает «поэзия». Возможно, оно во многом автобиографично. Но по сути это неважно.
Важнее развернутый на весь роман писательский мастер-класс, набор базовых истин, без которых трудно состояться писателю.
Состязательность, игра, музыкальность, интерес к миру через интерес к слову и чужим мыслям - общеобязательные компоненты. Взятые вместе они сообщают все, что нужно хорошему автору. Способности, трудолюбие, эмоциональность – о них тоже не следует забывать. Классический совет от писателя: газета – друг, она же враг. Кто забывает о первом, превращается в бабочку-однодневку, кто не понимает второго – рано сходит с творческой дистанции.
Из четырех Фергусонов путь до своей первой книжки проходят лишь двое. Но лишь один из них, тот, в ком не угасает интерес к миру и кто упорно идет своей дорогой, а не впрыгивает на услужливую подножку дружбы, любви и болезненных отношений (янагихара до добра не доводит), дорастает до второй третьей и еще Бог знает какой.
«Сочетать странное со знакомым…, наблюдать мир столь же внимательно как это делает самый преданный реалист, однако при этом вырабатывать способ видеть мир через иную слегка искаженную линзу». Это не просто слова, вся книга - осуществление данного принципа на практике.
3.
«4321» - попытка взглянуть на мир с точки зрения вечности, в которой все возможно. Дело здесь не в давно известном «а что если?», не в попытке поиграть фантазией, позабавив читателя причудливостью перемен в ветвящихся возможных мирах. Перед нами не вариации Арчи Фергусона. Перед нами и есть единственный и неповторимый Арчи Фергусон.
Конечно, Остер подкидывает читателю ключ к ответу на недоуменный вопрос «зачем нужно было так сложно?» в одном из эпизодов, когда речь заходит об альтернативах и гипотетическом знании о том, что стоит за каждой из них. Но дело вряд ли сводится к простому желанию предоставить полную информацию о последствиях. Хотя роман можно прочитать и в этом морализаторском ключе: среди предлагаемых жизненных выборов и обстоятельств лишь один является для человека творческого предпочтительным.
И все же речь не об этом.
Мир - это парадигма, а не только один из открывающихся нам вариантов. Поэтому объективно-историческая канва, обогащенная четырьмя субъективными реальностями, оказывается более полноценной картиной действительности, чем традиционная усеченная.
Есть два царства: видимое и невидимое. Последнее больше. Если это очевидно маленькому Арчи, то отчего бы с данной истиной в подробностях не ознакомиться и остальным?
4.
Книга, конечно, же автобиографична. Хотя бы потому, что иных в литературе и не бывает. Но в основном потому, что авторской биографией становится не то что с ним приключилось в паспортной жизни, а то, что вошло в плоть и кровь, стало предметом размышлений и памяти, тем, что заставляет высказаться и сделать это так, а не иначе. Любая книга для писателя – путь к познанию себя и мира. Можно выпячивать то одно, то другое, можно старательно прятать это в псевдообъективном тоне повествования, но такова суть творчества.
Бесконечные муки самопознания и постижения окружающего в той или иной степени сопряжены со стремлением разобраться: где константы, а где переменные.
В какой-то мере «4321» можно считать исследованием случайного. «Мир переполнен: все может случиться» – еще одна цитата-ключик, которую подбрасывает своим читателям автор.
Здесь братья проворовались, а тут нет. Вот папин магазин сгорел, а здесь прогорел, там же и вовсе расцвел, трансформировался в торговую сеть. Что-то будет? Какова роль случайности?
Велика.
Линии одностороннего человеческого существования, в котором может быть только так, а не иначе вроде бы разбегаются далеко. Но вечно неуловимое Я остается постоянным во всех мирах и проявляет себя в неизменном ближнем круге вещей и явлений: мать, Эми, семья, спорт, музыка, газета, литература.
Ты все равно пройдешь свою дорогу. А то, что она окажется длинной или короткой, прямой или извилистой – дело десятое. Вести тебя по ней будет судьбоносный случай.
Жизнь в романе представляется избыточно густой и перенасыщенной. Трудно с этим не согласиться и не сказать в сердцах: писать такие книги нельзя. Потому что их приходится не читать, в них приходится жить.
Сергей Морозов