Перечитываю «Не отпускай меня» Нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро для завтрашнего книжного клуба. Поставила на повтор песню Judy Bridgwater “Never let me go” — какая же она томная, сладкая, блестящая. Или «медленная, ночная, американская», как описал ее Исигуро.
Но вот странная штука — слушаешь снова и снова и за ужимками, сладко-томными просьбами “kiss me” начинаешь слышать не ту показную боль и драму, сливающуюся с празднично-звенящим оркестром, а боль тихую, странную, надрывную, завёрнутую в этот звенящий звуковой праздник. Получается, что певица как бы вынесла свои сокровенные страдания на всеобщее обозрение, превратила их в сценарий, в слезливую мелодраматическую песенку на угоду публике, мастерски сыграла и исполнила, так, что сама поверила в эту игру. И забыла, забыла о том моменте, как всё это происходило на самом деле, забыла об искренности, залакировав ее своим сексуальным голосом, призывающим никогда не отпускать. Потому что о таком невозможно подобным образом просить в реальности. Потому что такие просьбы — блеск и фарс, а в жизни они не так красивы и опрятны. Потому что подобное переживаемо в одиночестве в своей голове.
Подробнее про Исигуро и его романы рассказывала здесь.
Но волшебство музыки, поэзии, творчества скрывается в том, что каждый может увидеть своё. И лучше увидеть что-то, чем не уметь отличать одну кассету от другой, как Рут из «Не отпускай меня». Или, может, наоборот? Лучше не уметь отличать? Лучше, потому что иначе придётся, подобно Кэти Ш., в одиночестве раз за разом восстанавливать картинки прошлого, пытаясь зацепиться, остаться, не отпустить, когда уже слишком поздно.
Послушайте и вы. Что вы услышите?
Ксения Лурье