03 сентября 2013
— Ты уже несколько лет работаешь на радио. Вопрос, который стоит задавать СМИшникам, это не столько вопрос площадки, сколько вопрос взаимодействия с аудиторией. Стоит ли журналистам работать только через свои каналы — условный «онлайн» — или нужно иногда выходить за пределы своих площадок, находить свою аудиторию в условном «офлайне»? Можно ли говорить, о том, что пресса — это мотиватор и организатор каких-то общественных процессов?
— Вопрос не такой простой, как кажется. Но общая политика такова: нужно чётко понимать свою целевую аудиторию и дотягиваться до неё всеми доступными средствами. Но, с другой стороны, первая задача СМИ, которая перед ним стоит в любое время, — это предоставлять качественный контент. И большой вопрос, пускать ли слушателей, зрителей, читателей в редакционную кухню... Менять редакционную политику на потребу публики — это ошибка. Читателю, зрителю, слушателю не стоит давать тотальную свободу. Иначе получается, что не до вас тянутся, а вас опускают до своего усреднённого уровня.
— Даже информационщики сегодня ориентируются на «ложь и треш», по определению Парфёнова. Действительно ли это нужно аудитории, на которую кивают, когда забивают информационную ленту криминалом?
— Я могу вспомнить примеры того, о чём ты говоришь, даже среди омских СМИ, которые переформатируются из нормальных изданий в жёлтые — на потребу публике. Да, есть какая-то аудитория, которая кликает на заголовки «Шок! Видео! Отец изнасиловал дочь!». Но не думаю, что большинству искренне хочется видеть и читать что-то подобное. Это, скорее, какое-то болезненное порождение массовой культуры — щёлкать на что-то стрёмное.
— При такой ситуации можно применять какие-то демократические институты в политике? Писали же: «Русский человек хочет Сталина для своего соседа». Мы хотим этого треша, который бы происходил не с нами, а с кем-то. Когда человек ставит галочку в бюллетене, когда он голосует, например, за массовые расстрелы, за возвращение железного занавеса, за вождя, за фюрера — это чем объяснить?
— Демократия возможна, когда человек готов взять на себя ответственность. Человек должен дозреть до понимания ценности свободы. А эта свобода включает в себя определённые признаки: расширение круга своей ответственности за пределы своих шкурных интересов, умение договариваться и, самое главное, умение видеть в другом человеке человека, а не холопа или, наоборот, барина. Что касается второго вопроса, любая массовая ненависть произрастает из непонимания ценностей других людей, из нежелания или неумения вникать, сочувствовать. И что ужасно, СМИ считают, что люди клюют на «жесть-ложь-треш», и показатели сайтов доказывают, что люди клюют на «жесть-ложь-трэш». Это как если начать давать детям кокаин с шести лет, а потом сетовать на то, что они не смогут с него соскочить. СМИ перевирают факты — человек видит искажённую информацию, он принимает решение на основе этой лжи. В итоге всё ведёт к тому, что он вырабатывает у себя вот эту самую ненависть.
Он не разбирается в проблеме…
— А он хочет разобраться в проблеме?
— Читателя учат мыслить шаблонами. Шаблоны упрощают бытие, они не заставляют думать. Либерал, «креакл»? Всё — ты «американский наймит».
— Но заметь, с обратной стороны — со стороны тех, кого мы называем либералами и креаклами, — звучит аналогичное. Фраза «партия жуликов и воров» — чем это не шаблон?
— Да. Это виртуальные ярлыки, которые лепят в нашем подсознании. И потом, нам проще: мы обращаемся к этим штампам — и всё, мы в замкнутом кругу. «Единоросс» — «вор и жулик»! «Был на Болотной» — «агент Госдепа»!
— Это желание навешивать ярлыки и избегать собственной оценки не зависит от политических воззрений…
— Скорее всего, это общий порок русского менталитета. Оценка предполагает какую-то работу предварительную и дальнейшую ответственность за своё мнение. А многим просто лень вдумываться. Из-за этого получаются «косяки недопонимания», а в итоге — борьба с иллюзиями и ветряными мельницами, которая приведёт к человеческим жертвам…
— Сакраментальное «что делать»?
— Начинать с себя. Это безумно сложно, но вместо того чтобы, прочитав статью, сделать вывод: «Все козлы и уроды!» — надо потратить время на то, чтобы вдуматься, прогнать это дело «по логике». Надо не просто потреблять информационный продукт, а проанализировать его, взвешать. Благо сейчас есть возможность знакомиться с разными точками зрения.
— Сколько на такое воспитание уйдёт времени?
— Согласно известной цитате, для появления людей с личным достоинством, понадобится, по меньшей мере, ещё два «непоротых поколения». Наши внуки, если всё удачно сложится, смогут быть по-настоящему свободными людьми. Мой сын, твоя дочка уже отличаются от нас: они смелее нас, понимают, чего можно не бояться. А чтобы наши дети продолжили такое развитие, мы должны быть примером и сами уходить от поведения типа «молчи и подчиняйся».
— Но это ведь происходит не в массовом порядке. Более того, такой выход за грань общепринятого поведения молчания и подчинения не поощряется. Это ли не показатель национального менталитета?
— Национальный менталитет — это совокупность мышления конкретных людей. Если мы МОЖЕМ позволить себе прекратить вести себя как рабы — нам НУЖНО это сделать. Это сложно. Но нужно попробовать. Звучит странно, когда мы даже на уровне даже небольшого коллектива — дома, класса, школы, офиса — не можем договориться друг с другом. Это требует определённого понимания и в первую очередь — умения видеть в собеседнике, оппоненте именно другого человека, а не жлоба, урода или быдло
— Мы с тобой начали говорить об условном «онлайне» и условном «офлайне». Нет ли у тебя ощущения, что многие наши соотечественники уходят во внутреннюю эмиграцию, в этот условный «онлайн», и поэтому им всё равно, что асфальт на улице проваливается, что ливневая канализация на улице не работает?
— Если судить по нашим слушателям, то им ни разу не всё равно. Есть активные позиции, есть люди, которые законными методами готовы ситуацию решать. Проблема в том, что у нас слишком привыкли к быстрому и чудесному решению вопросов. Выйдем на улицу, помитингуем — и всё изменится. Пожалуемся разок в мэрию — и всё решится.
— Так ведь не выходят на улицу и не жалуются.
— Колесо в Воскресенским сквере отбили же?
— Не факт. Инвестор хочет именно это место, как говорят в мэрии.
— В том-то всё и дело. Есть инициативные люди, которые делали долгую и муторную работу по лоббированию и продвижению этого проекта. И по идее, движение в обратную сторону должно быть таким же долгим и муторным — но теперь уже для противников колеса. Это нормальная конкуренция. Демократия — это, опять же, умение взять на себя ответственность за не очень простую работу. И цивилизованный человек интересуется, как законным способом можно что-то сдвинуть с места, и понимает, что это долгий и трудный процесс. Быстро и эффективно — это, пожалуйста, к бандитам. Но если мы хотим, чтобы законы соблюдала та сторона, нужно самому научиться действовать законно.
— Как быть тогда с традиционной отмазкой: «У меня дети, я не могу рисковать», «У меня ипотека, я не могу потерять работу, лучше потерплю», «У меня нет времени, я не могу ходить на митинги как на работу»?
— Игорь Губерман говорил: «Добровольное рабство спасает жизнь временно, а отучает жить — навсегда». Имей то, что ты имеешь. Это твой выбор — быть объектом воздействия, а не субъектом. Если ты сидишь и не вякаешь, то тебя грубо имеют. Или нежно — в зависимости от ситуации. Кайфово, что люди стали это понимать и выходить на митинги, которые дают эмоциональный заряд. Но помимо этих митингов есть ещё куча работы, которую надо сделать после него. Пятью минутами с плакатом «Долой!» у здания мэрии ничего не решишь — это не Франция какая-нибудь. Желание революции — это тоже стрёмное желание. Нормальная борьба возможна исключительно в законном русле, и это означает долбать, сутяжничать, пилить их постоянно, выигрывать у них на их поле. Как делает, в том числе, и Навальный.
— Вот ты упомянул Алексея Навального. Вне зависимости от его реальных шансов избраться мэром Москвы, ему удалось мобилизовать своих сторонников. Но все они подчёркивают, что идут не за конкретного Алексея Навального бороться, а за те идеи, которые он декларирует.
— Конечно, Навальный как фигура имеет двадцать девятое значение. На первом месте — идеи, которых он придерживается. В политике только сволочи — это моё сугубо притуляцкое мнение. Автоматически это означает, что вера в непорочного лидера с голубыми глазами не имеет под собой основания. Непорочный политик — это бред сивой кобылы, массовая иллюзия. Но есть сволочи, чьи интересы совпадают с моими, а есть те, чьи интересы с моими не совпадают. Так я лучше буду голосовать за ту сволочь, которая выражает мои интересы.
— В провинции в принципе может появится такой человек, который выражает интересы этой, готовой стать свободной, части общества?
— А почему нет? И вообще, пора прекращать позиционировать себя как провинцию. Безусловно, экономика нам подрезала крылья: мы держимся за наши зарплаты — потому что «хоть что-то есть». Когда у человека есть уверенность в своих силах, в том, что он прокормит свою семью, даже если потеряет своё нынешнее место работы, — тогда возникает другое отношение к власти, в том числе вопрос «Почему мои права не соблюдаются?». Весь вопрос в том, сколько человеку надо, чтобы чувствовать себя свободным.
— А у тебя от состояния твоего кошелька зависели твои политические взгляды и твоя общественная позиция?
— Нет. У меня немного другая ситуация. Мой дедушка учил меня в детстве, что должна быть некая великая идея, которой ты должен служить, быть её винтиком, — служить государству, например. А потом, когда дедушку кинула своя собственная страна в начале 1990-х, я увидел, что с ним произошло, когда его большой идеи не стало. В театре, куда я попал, главным нравственным ориентиром была борьба с внутренним рабством. Быть рабом, даже рабом идеи, нельзя. Но осознанно выбрать идеал и к нему стремиться — можно.
— Кто для тебя должен определять эту идею? Если не ты сам, а какие-то авторитеты, чем тогда одна идея лучше другой?
— Наверное, каждый определяет её для себя сам. А в случае с «чужими» идеями есть один критерий: какое чувство лежит в её основании — любовь или страх. Меня сейчас занимает идея самодостаточности. Очень нравится позиция основателя IKEA Ингмара Кампрада, например, который, являясь одним из самых богатых людей мира, ездит на старенькой «Шкоде». А у нас в менталитете есть такое понятие, как статус, понты, — это от внутренней бедности, от страха оскорбления. Ты человек — и уже одно это должно вызывать у тебя гордость. Равно как и твой оппонент, находящийся по другую сторону стола, политической ситуации, скамьи подсудимых, — тоже человек. Я сейчас могу сформулировать самое болезненное в нашем обществе: отсутствие чувства собственного достоинства. Потому что убери его — и начинается разделение людей на тех, у кого есть новый айфон, и тех, у кого нет айфона вообще, на тех людей, у которых есть мигалка, и тех, у которых нет мигалки. Этим объясняется и хамство на дорогах, и хамство власти по отношению к народу. Нет чувства человеческого достоинства. Позиция «делайте, что хотите, только меня не трогайте» ущербна. Человек, у которого есть чувство собственного достоинства, так не говорит.
— С одной стороны, ты говоришь о чувстве собственного достоинства, с другой стороны, мы с тобой начинали говорить об ответственности. Что делать, если два этих чувства сталкиваются?
— Выбирать, осознавая последствия своего выбора. Но мне кажется, что ответственность за детей, например, не может сталкиваться с чувством достоинства. Эти чувства друг друга подпитывают. Я не могу позволить своему ребёнку ходить по подъезду, в котором наблёвано: я подотру сам или поговорю с соседями, чтобы нанять уборщицу. Ни моя ответственность, ни моё чувство собственного достоинства не позволяют мне гадить в собственном подъезде и собственном дворе. Нужно следовать политике малых дел. Мы привыкли замахиваться на события планетарного масштаба, а по факту настоящая демократия и настоящая свобода начинаются с умения договориться здесь, внизу, на уровне своего района. Только так, долго, тяжко, но только по закону. Даже если произойдёт революционная смена власти, на место рабской, холуйской и барской риторике придёт новая — рабская, холуйская и барская. Любая революция может произойти только в твоей башке.
— Убить дракона?
— Выдавить раба! Будучи рабом, ты сам позволяешь дракону управлять собой, боясь чего-то, опасаясь, проходя мимо. И это очень сложная работа — выдавливать из себя раба по капле. Но это работа, которую каждому нужно сделать.
Интервью: Александр Жиров, Фото: Вадим Харламов