Уходим из Новороссийска. В радиорубке скрипит, мигает контрольной лампочкой морзянка. Ростислав Лукин, начальник рации танкера «Будапешт», передает радиограмму.
Слава отрывается от ключа и подает капитану Николаю Александровичу Батанову очередную радиограмму. Славе двадцать пять лет. Капитану Батанову тридцать пять. Большинству из команды от восемнадцати до двадцати. Совсем молодые люди.
Сейчас сделаем поворот от Суджукской косы в открытое море к берегам Крыма, а я спущусь в каюту и еще раз посмотрю на фотографии, которым тоже двадцать с небольшим лет. Они были сняты на борту лидера «Ташкент» 26 июня 1942 года — это последний рейс корабля в осажденный Севастополь. Он шел тем же курсом, что и мы, и его вели такие же черноморские моряки, только на двадцать лет старше.
«Ташкент» должен был с боями прорваться в Севастополь. Бои неминуемы, потому что на любом курсе маленький корабль был бы все равно обнаружен. Так оно и случилось. Стремительный выход из Цемесской бухты. Поворот от Суджукской косы. Длинная, постепенно исчезающая полоска кавказского берега. В небе появляется вражеский разведчик. А через час — тринадцать «хейнкелей».
Немцы бомбили точно. Но всякий раз командир корабля В. Н. Ерошенко опережал врага — отворачивал, маневрировал.
Бой продолжался три часа. С наступлением сумерек воздушные атаки прекратились. Но все ждали торпедных. И на траверзе Балаклавы корабль стремительно вышел из-под торпедного удара. Потом были минные поля.
Ночной Севастополь. Камышовая бухта. Молниеносная двухчасовая разгрузка и погрузка. Ерошенко взял на борт свыше двух тысяч человек: раненых, женщин, детей, стариков. За время короткой летней ночи нужно было как можно дальше пройти назад к Новороссийску, так как рассвет означал снова бои.
Теперь враг бросил против лидера уже не одну, а несколько стай самолетов-пикировщиков.
«Ташкент» маневрировал, стараясь в то же время продвигаться к Новороссийску. Было сбито два вражеских самолета. Но и корабль уже получил несколько пробоин от близких разрывов. Вода стала заливать трюмы. «Ташкент» постепенно терял ход. Но пришла помощь. Над раненым кораблем закружились «ястребки», вылетевшие с далеких кавказских аэродромов. Они отогнали «юнкерсы». К лидеру подошли наши торпедные катера, и пассажиров перегрузили на подошедшие спасательные суда.
«Ташкент» вошел в Цемесскую бухту и встал на свое обычное место.
Это была последняя стоянка лидера. Через несколько дней его разбомбили у причала немецкие «юнкерсы».
Враги звали его «неуловимый», этот «длинный голубоватый корабль»,— так писал о нем в последнем, неоконченном очерке писатель Евгений Петров, Он тоже ходил на лидере в тот последний рейс корабля под Севастополь.
Время неумолимо. От корабля остался только колокол. Он стоит на высокой подставке в Новороссийском городском музее, холодный желтоватый кусок металла, к которому прикасались многие и многие руки, иные из них навсегда остыли. Металл переживает людей.
После войны стальные плиты корабля прорезал синий огонь автогена. И для него началась новая жизнь. Кто знает, где сейчас, в каких машинах, кораблях, деталях живет сталь лидера!
Начинаем новый мирный рейс. Лаг отсчитывает мили. Их будет много. И моряки пройдут их, чтобы снова вернуться к этим берегам, сделать поворот от Суджукской косы, увидеть город и бухту, постоять в тихом молчании у новороссийских курантов на могиле героев, поставить чемодан в гостинице «Черноморская» у столика администратора — и снова (в который раз!) приметить в вестибюле, на третьей ступеньке, выложенное нем-то из камня светлое слово «мир»...
— из воспоминаний А. Рябикина, 1965 г.
Спасибо за прочтение, подписывайтесь и ставьте «Палец вверх»