Ну и ну, как говорится… Сто лет знал поляка Рамаковича и никогда не думал, что он телепортер. Сидели, пили старый коньяк с запахом клопов, как вдруг Р-Р-Р-Р-РАЗ – стакан остался висеть в воздухе, а этот рыжий верзила сидит на балконе с сигаретой. Сидит да смеется себе в одинокий рыжий ус под носом, как у Гитлера.
- Да как так-то?!, - начал неслабо офигевать я.
- Да как-то так. Суперсила у меня есть. В Афгане заработал еще. В 86-ом. Мы служили под Кабулом, в танковой дивизии. Воевали с душманами, туда-сюда.
- Так а суперсила-то откуда?
- Да в плен попали. Гусеница на танке лопнула, вот мы и встали. Наши под обстрелом были, драпали со всех ног. Вот и оставили нас. Первые 14 часов мы просидели в танке, не открывали никому. Наши походу забили, может, перегруппировывались, точно не помню уже. Я тогда больно об обшиву стукнулся головой, сознание потерял. И вот стоим мы в чистом поле 5, 6, 7 часов. А солнце, гадина мелкая, палит нещадно. Тут уж и топливо закончилось, ни мотором зарычать, ни башню не повернуть, стреляй сколько хочешь – только перед собой. Тут эти чучмеки из кустов и повылазили. Ходят по люку, гады, топочат ногами, ножом в обшиве ковыряются. Бубнеж их слышу, а понять ничего не могу. Смеются, черти. А в танке такая жара, что ни мочь, ни превозмочь – потеешь там, где и не думал, что можешь потеть. Наводчик труситься начал такой крупной дрожью, будто паркинсон пробил. Мы с командиром думать стали, чо делать. Тот сидит, да на гранату заныканную под сиденьем смотрит. Мне еще на призывном пункте помню сказали, что в каждом танке, что в Афган пригоняют, под сиденьем водилы граната лежит. Нельзя, говорят, им в плен сдаваться – издеваться начнут, отрезать всякое. Сказали, о смерти умолять будешь, а они еще пару недель поиздеваются, а только потом голову отрежут. Я вообще слышал, что они ножи проверяют таким образом, что…
- Ты мне про гранату не городи! Суперсила. Где взял?
- А, ну сидим мы в танке значит. Жара дикая, а пить охота. Слышим, эти обезьяны ножовкой по металлу скрести начали. Не выходит. Гранату на люке взорвали – оглохли мы напрочь, а броня крепкая, держит. Ну и сидим. Командир все на гранату смотрит, наводчик уже и выть начал. А я смотрю – ползет по полу букашка. Ну и взял ее на руку – бегает она туда-сюда…
- Да так как ты достал! Что ты тянешь-то!
- Слушай, говорю тебе. Ползет по руке букашка, вниз-вверх. А я смотрю на нее и думаю: «Вот хорошо тебе, Букашке, жить. Ползаешь себе и ползаешь и горя не знаешь. Не воюешь, не убиваешь». А тут снаружи голос, мол, «Рузке, мы стрелят из муха. Виходи, а то сгаришь! Виходи рузке, не абидим». Я смотрю в глазок прострелочный – стоит же гад, ублюдок с «Мухой». А рядом еще штуки 4 такие же лежат, наши, видать, трофейные у них. Нам же с двух запалов с нее весь танк разворотит, сгорим к чертям. Тут уж командир начал причесываться, сука, готовиться подорвать нас. Наводчик скулить перестал, просто уткнулся мордой в борт и сопли на него пускает. А мне так тошно стало, так грусть меня взяла. Думаю: « Унеси меня с собой, Букашечка, унеси к родной части. Ни одну больше не обижу, не раздавлю, ни одного комарика. Жить мне охота, понимаешь, Букашечка, нам с тобой обоим охота » .
- Ну, а что дальше-то?
- Закрыл глаза, командир под сиденье полез за гранатой. Открываю – не вижу ничего. И дышать не могу. Встрепенулся, чувствую – лежу. Встаю, оказывается, мордой в луже лежал. Отряхнулся, осмотрелся. Вот она часть моя, вот она дорога к ней. Вот сгоревший грузовичок старый, мы его спалили еще в первый день как приехали, там душманы героин перевозили. Переместился я. Не знаю, как это называется, очухался около части. Стою, как дурак, ору во всю глотку, глаза тру, себя щипаю – не чудится. Ну и побежал в часть. Там, конечно, сказал, что сбежать успел, но наши не дошли. Вернулся к нашему танку через 3 часа – стоит целый, только гусеницы нет. И люк открыт. Не взорвал командир. Струсил. Его голову потом нам на аванпост закинули отрезанную. Месяца через полтора наверно. Вся в шрамах, в порезах, синяя от подтеков. Наводчика так и не нашли.
- И ты с тех пор, перемещаться вот так можешь?
- Ага. Я же чего к тебе опоздал – забыл, что ты меня в гости звал. На Елисейских полях был, на газоне лежал. Есть там у меня одна француженка там, задница, конечно, небольшая, зато ласковая, что щеночек. А букашек да, с тех пор и правда не давлю.
© Нездешний
Подписывайтесь на канал Нездешнего. Истории о грустном и веселом, умном и глупом. Это литература, ребятки.