Румии Ширяевой 33 года. И она стыдится, что у нее острый промиелоцитарный лейкоз, да еще какая-то генетическая поломка, по вине которой лейкоз этот лечится не просто, а требует трансплантации костного мозга.
Румия стыдилась своей болезни с первых ее симптомов. И стыдится до сегодняшнего дня. Ей кажется, что это неприлично — тяжело болеть, когда ребенку надо, чтобы у него была веселая и любящая мама, а родителям надо, чтобы у них была заботливая дочь, а работодателю — чтобы у него была старательная работница…
Она работает медсестрой в стоматологической клинике в городе Балашиха. И она стыдилась показаться на службе, когда у нее появилась герпетическая сыпь и сам собой образовался синяк под глазом. А коллеги забрасывали ее эсэмэсками, дескать, не морочь голову,обследуйся срочно, сделай пункцию, никто не будет винить тебя в том, что ты заболела, человек имеет право заболеть и выздороветь.
Румия тем не менее не признавала за собою такого права. Когда пункция все же была сделана и диагноз поставлен, Румия скрывала его от отца и матери. От отца скрывала,потому что у отца в случае нервных потрясений бывает лютая экзема. Ни в коем случае не хотелось заставлять его мучиться, лучше уж помучиться самой.
А мать — просто очень нервная женщина. Румия не хотела беспокоить ее, боялась, что матери станет плохо с сердцем, что подскочит давление. Вообще-то онкологическому пациенту во время химиотерапии очень нужна помощь, сиделка. Даже простые гигиенические процедуры становятся неразрешимой проблемой. Но Румия терпела, пока мама не догадалась сама.
А от девятилетнего сына серьезность своего поражения Румия скрывала успешно и продолжает скрывать до сих пор. Когда надо было ложиться на очередной курс изматывающей химии, Румия посылала мальчика как бы на каникулы в деревню к бабушке. Когда же каникулы заканчивались, а Румия выходила из клиники, едва держась на ногах,то лежать дома не позволяла себе, таскалась с мальчишкой по всяким девятилетним делам — на секции, в кружки, на школьные праздники… Да еще и изображала, что ей весело, тогда как хотелось просто лечь и закрыть глаза.
А когда понадобилась трансплантация, когда врачи предположили, что донором костного мозга для Румии может стать старшая сестра, — тут уж стало совсем неловко. Предложить старшей сестре лечь ради Румии на операционный стол, пусть операция и простая — выкачать иголкой из костей немного костного мозга? Старшей сестре? Которая нянчила Румию в детстве? Кормила ягодами в деревне? Помогала делать уроки? Разумеется,старшая сестра согласилась стать донором, не раздумывая. Но Румие было ужасно стыдно.
Она и со мной говорит — стыдясь. Она говорит, что нужна большая сумма денег на покупку системы для очистки трансплантата от нежелательных Т-лимфоцитов, которые могут спровоцировать тяжелейшие осложнения и отторжение трансплантата, ведь сестра подошла ей всего лишь наполовину, но…
— Это ведь я не ради себя, — и опускает глаза стыдливо.
И я почти кричу ей:
— Румия! Вы имеете право хотеть выжить! Даже если бы и ради себя. Каждый человек имеет право заболеть и выздороветь. Каждый имеет право хотеть жить. Я верю, что совершенно незнакомые люди скинутся и помогут вам. Они ценят вашу жизнь, даже не зная вас. Они не знают вас, но хотят, чтобы вы жили. В том, чтобы надеяться на это, — нет ничего постыдного.