«Теперь по поводу резервов, которые необходимы для экономического роста. У нас есть главный резерв для экономического роста – это свободные мощности. Да, они не всегда комплектные. Но у нас загрузка – не более 60% в среднем, это не значит, что можно увеличить производство на 40%. Но на 20% мы можем увеличить без инвестиций»
Виктор Ивантер
Научный руководитель Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, академик РАН
Что для меня странно? Несмотря на наш потенциал, темпы роста экономики, по данным Минэкономразвития, будут падать. Это получается как в диалектике – надо сначала лечь, а потом только можно встать? При этом цель в послании Президента поставлена довольно четко – России рост необходим порядка 5% для того, чтобы выйти на должный объем доходов на душу населения по паритету покупательной способности. А почему надо увеличивать ВВП? Потому что ВВП, если отбросить макроэкономическое словоблудие, это рост доходов. Есть 2 варианта лучше жить – или увеличивать доходы, или у кого-то что-то забрать. По поводу того, как у кого забрать, большое количество специалистов убеждают, что если у тех и у этих забрать, то всем будет лучше. Но многие из нас помнят – коммунальные квартиры получились из-за чего? Из-за стремления к справедливости, поэтому 10-комнатную квартиру забирали у человека, который ее неправедно получил, делили между всеми остальными и получали результат. Стали ли при этом все жить хорошо? Что точно совершенно – чтобы жить лучше, надо больше производить.
А у нас рыночная, денежная экономика, значит, для того, чтобы больше производить, нужны 2 фактора: первое – мощности для производства, второе – спрос. Обычно высказываются довольно большие претензии к нашей финансовой и денежно-кредитной политике. Я хочу попытаться оправдать и Минфин, и ЦБ. Если вы спросите даже студента: какая у нас денежно-кредитная политика? Он вам скажет, у нас политика низкой инфляции, бездефицитного бюджета и экономии расходов. Я сейчас не обсуждаю, хорошо это или плохо, но это понятно. А когда вы спрашиваете студента, а какая у нас экономическая политика? И тут возникает проблема, потому что она не сформулирована. А ведь в действительности денежно-кредитная и финансовая политики – не самостоятельные, а обеспечивающие экономическую политику.
Так вот, внятная экономическая политика – это политика экономического роста, а рост мы меряем в доходах. Сказать, что у нас нет экономической политики будет не верно, у нас есть то, что мы называем латентной экономической политикой. Мы принимаем конкретный набор решений: мы строим мост, строим дорогу или строим конкретное производство, и в этом смысле денежно-кредитная и финансовая политики не являются помехой. Уверяю вас, что когда принималось решение, скажем, по строительству Крымского моста, никто не обсуждал вопрос, какая там будет ставка кредита, а говорили о том, строить, не строить, кто будет строить. То же самое, когда речь шла об оборонной промышленности, там, правда, были эксцессы с кредитами, но в целом все решалось.
Но кроме централизованной части проектов, у нас есть большая часть свободной экономики – бизнес. У нас его любят вообще, как любили в свое время рабочий класс: «рабочий класс» - и слюни до пола, но нужны не слюни, а другое. Бизнесмен вкладывает, чтобы получить доход. А как нормальный бизнесмен у нас узнает, имеет ли смысл вкладывать? Если цены на его продукцию растут, то он вкладывает, а если не растут, то он не вкладывает. У нас чего добились? Мы боремся за снижение цен! То есть, взяли и разбили градусник, которым бизнес мерил, куда вкладывать. Еще раз скажу: в действительности нет человека, который любил бы рост розничных цен, то есть, с политической точки зрения, электорат не любит, когда цены растут. Но бизнес любит, чтобы цены росли – это индикатор, куда двигаться.
У нас действительно инфляция снизилась, и дело не в том, как где и насколько, ведь мы меряем как инфляцию – это рост розничных цен по всей стране от пива до автомобиля, от Калининграда до Магадана. И что, вы полагаете, таким образом можно заметить эти изменения вообще? И что при таких условиях 4,3% можно отличить от 4,1%? Чепуха на постном масле! В действительности есть недопустимый уровень инфляции – двухзначная инфляция абсолютно недопустима. Что же касается общества, если у меня доходы растут быстрее цен, это меня удовлетворяет, но это не значит, что мне нравится повышение цен, но это безусловный индикатор для того, чтобы вкладывать деньги.
Проблема заключается еще в так называемых инфляционных ожиданиях. Инфляционные ожидания российского потребителя – не в росте цен на хлеб и молоко, они – в росте цен на бензин и курс доллара, это касается даже людей, которые никаких долларов на руках никогда не имели и на автомобилях не ездят. У нас плавающий курс рубля, но есть разница между пловцом и утопленником. Такое ощущение, что у нас рубль не совсем плавает. Плавает – это значит движение выше и ниже определенного стержня, а у нас происходит нечто странное: денежно-кредитные власти располагают резервами, близкими к полутриллиона рублей, у нас – минимальный государственный внешний долг, очень удачные цены на продукцию внешнеэкономической деятельности, и в этих условиях под плаванием понимается девальвация на 20% национальной валюты. Это что-то не то!
А ведь что произошло? Почему произошла такая девальвация? Якобы виноваты внешние враги со своими санкциями: какие-то журналисты, наглые, американские, написали, что США введут какие-то санкции, и тогда на нашем рынке облигаций нерезиденты начали сбрасывать свои облигации, и в связи с этим все обрушилось. Кто виноват? Говорят, что они виноваты. Но, может быть, все таки сами виноваты? Первое – надо было вводить определенные правила на случай массового бегства из облигаций, но более важный вопрос – зачем мы вообще продаем эти облигации? Мы на эти деньги что хотим получить? Мы продаем их, чтобы получить валюту, и платим за это процентов от 7 до 9. И что мы тут же делаем с полученными деньгами? Мы отдаем им, но уже, конечно, не под семь, а под три. Интересный бизнес! При этом, если бы эти инвесторы действительно покупали на свои деньги, ничего бы не было, но они же в кредит покупают, они играют на бирже. Значит, совершенно понятно, что для них чувствительны любые колебания, и чуть что, они сбрасывают бумаги. Зачем же мы сами себя так подставляем? Самое главное, что мы с собственными-то деньгами, с валютными ресурсами не знаем, что делать.
Теперь по поводу резервов, которые необходимы для экономического роста. У нас есть главный резерв для экономического роста – это свободные мощности. Да, они не всегда комплектные. Но у нас загрузка – не более 60% в среднем, это не значит, что можно увеличить производство на 40%. Но на 20% мы можем увеличить без инвестиций! Это будет безинвестиционный рост. И это вполне реализуемо.
С другой стороны, мы говорим, что нам нужны резервы, потому что нас могут те обидеть, эти. А чем могут обидеть? А нас отключат от расчетов, пятое-десятое, перестанут нам давать кредиты и так далее. Так они уже перестали давать, и где беда? Никакой беды нет, выяснилось, что справились. По нашей оценке, критический импорт, для которого нужны резервы – 150 млрд долларов. Если у нас с вами лежит 450 млрд, это значит мы можем три года ничего не продавать ни на одну копейку, ни одной копейки не получать и нормально жить. Зачем это нужно? В действительности эти деньги нужны прежде всего для нашего экспорта. Вы знаете, что деньги нужны в двух случаях: когда вы хотите что-то на них купить или что-то продать. А если вы хотите продать не углеводороды и не продовольствие, вы должны это продать в кредит, а для этого вам нужны деньги. Хорошо, допустим, мы будем так двигаться, мы будем давать деньги. А сколько? Так вот, если бы мы объявили, что мы готовы предоставить 50 млрд долларов кредитов для покупателей нашего высокотехнологичного экспорта, я думаю, что бизнес был бы заинтересован в развитии в России, а если мы выделяем аж 20 млрд рублей, то это пустой разговор.
Я думаю, что когда говорят об экономическом чуде, то оно у нас есть. Первое экономическое чудо, которое является централизованно управляемым, это наша оборонная промышленность. В 1999 году вышлю интервью Юрия Маслюкова, который стал первым вице-премьером, рекомендую прочесть, что он говорил о шансах на возрождение этой отрасли. Однако это произошло. Что касается разговоров, что не взлетело, а что упало, то у Королева тоже не все взлетало – не надо дурака валять. Совершенно понятно, что есть недостатки, но в целом мы восстановили вполне приличный оборонный потенциал. Но у нас есть и другой успех – это фантастический успех в сельском хозяйстве. Это успех не пост-советский, по сравнению с досоветскими временами, это успех исторический. Российская Империя действительно экспортировала зерно в большом количестве, но время от времени был голод. А мы сейчас реально экспортируем избытки продовольствия, полностью себя обеспечивая. Это безусловное чудо. А как это произошло? В отношении сельского хозяйства мы вели себя адекватно: там были нормальные кредитные ставки, там были нормальные экономические условия. Но не нужно путать две вещи: мы действительно имеем успех в сельском хозяйстве, но это не успех села. Осталась проблема сельского уклада жизни. Мы должны внятно себе сказать, хотим ли мы сохранить среднюю Россию как базу нашего развития или мы перейдем к агрогородам и прочему.
По нашим расчетам, если мы будем вести адекватную экономическую политику, у нас есть полная возможность решить задачи ускоренного роста. Для этого нужно перестать играть в прятки и в слова, внятно определить, какими способами мы будем это делать, а у нас есть не только успешные отрасли, у нас есть успешные регионы, и будем тиражировать успехи, а не жаловаться на всякие безобразия.
(Выступление на Всероссийском экономическом собрании 12.11.2018)
