16 ноября в культурном центре «ДОМ» играет коллектив свободной импровизации — трио DEK, в составе которого американский саксофонист Кен Вандермарк (Ken Vandermark) и два музыканта из Австрии: пианистка Элизабет Харник (Elisabeth Harnik) и барабанщик Диди Керн (Didi Kern). Концерт проходит в рамках Года музыки Австрия — Россия 2018 при поддержке Австрийского Культурного форума. Информационные партнёры концерта — журнал «Джаз.Ру» и музыкальная энциклопедия «Звуки.ру».
Перед выступлением в Москве пианистка Элизабет Харник дала интервью обозревателю «Джаз.Ру» Григорию Дурново.
Как возникло ваше трио? В чём его специфика, и что вы можете сказать о ваших партнёрах?
— До того, как мы сформировали трио, я работала с Кеном Вандермарком, и Диди Керн тоже с ним работал. И я работала с Диди — наши пути пересекались, но у нас никогда не было постоянного общего состава. Мне кажется, они оба думали насчёт создания трио и имели в виду меня как третьего участника. Каждый из нас был знаком с творчеством другого. DEK Trio — постоянный состав, а не просто эпизодическая встреча импровизаторов (каковые часто происходят на этой сцене), трио было сформировано именно как постоянная группа. Что интересно в связи с нашим трио: Кен Вандермарк хорошо известен как одна из ведущих фигур на современной джазовой сцене, а у нас с Диди совсем иной бэкграунд. Диди работает, в основном, в области экспериментального, андеграундного рока. У меня классическое образование, но благодаря свободной импровизации и экспериментальной музыке я нашла свой путь. Каждый из нас делится с другими своим языком, у каждого из нас есть что-то общее с коллегами по трио, а есть что-то совсем иное. С самого начала главным движущим началом в трио было как раз желание посмотреть, как можно создавать такую всеобъемлющую музыку с учётом бэкграунда каждого из нас, а также возможности делиться, создавать и обозначать новую территорию с помощью различных инструментов.
В рамках каких проектов пересекались ваши пути с Диди Керном?
— Мы, конечно, давно знали друг о друге, поскольку мы оба австрийцы. Если я правильно помню, было очень экспериментальное выступление, на которое я его пригласила, междисциплинарный проект. Музыкальная импровизация соединялась с рисованием в реальном времени.
В этом году Кен создал ансамбль Entr’acte из десяти человек, в котором играете и вы с Диди. Могли бы вы сказать несколько слов об этом проекте?
— Кен пригласил музыкантов, с которыми он играет в последнее время в разных проектах, так что он мог опираться на опыт, который уже имел, работая с ними. Мы с Диди входим в костяк этого ансамбля, в частности, потому, что он был создан в Австрии. При этом некоторые музыканты были ранее не знакомы друг с другом. И разброс был очень широкий — с одной стороны, гитарист Терри Хесселс, с другой — я, с третьей — австрийский музыкант Dieb 13, который работает с вертушками. Кен подготовил новый материал, и у нас было несколько дней на репетиции. В небольших составах, как, например, в трио, здорово творить в реальном времени, давать идеям возможность свободно течь. Но чем больше музыкантов участвует в ансамбле, тем больше оснований использовать материал, сочинённый заранее. При этом импровизационная составляющая имеет в Entr’acte столь же важное значение, что и композиционная. Важно сохранять баланс между сочинённым материалом и спонтанностью, когда каждый вносит что-то своё, свои краски. Кен дал понять, что хочет, чтобы мы брали на себя риск и выходили за пределы сочинённого материала, покидали безопасное пространство. Для меня важно выходить за пределы знакомой территории, находить новые направления, используя собственный материал, собственный язык, но исследуя, меняя, переходя, и быть максимально открытой всему, чтобы приобрести что-то новое и неожиданное для себя, других музыкантов и публики.
Как вы вошли в среду свободных импровизаторов? Происходило ли это одновременно с тем, как вы начинали работать как композитор?
— Всё было очень просто. Я занималась по классу фортепиано и довольно скоро осознала, что мне гораздо интереснее творить, чем исполнять чужое. Кроме того, мне стало понятно, что я должна выдавать материал, который я творю, сама, а в мире классической музыки мне для этого не было места. Я начала импровизировать с голосом, это было очень интересно, я этому не училась. Затем я стала импровизировать уже на фортепиано, и, конечно, меня привлёк джаз, в котором импровизационная составляющая неотъемлема. Поначалу я даже пела джаз! Но, имея классический бэкграунд, я была готова к тому, что нужно будет обрести собственный язык. Мне было понятно, что джазовый мэйнстрим — это не то, чем мне хочется заниматься. Я хотела освободиться и в каком-то смысле разучиться: начавшийся процесс не имел ничего общего с академической традицией, я осваивала импровизацию как самоучка, у меня не было преподавателей. Мое обучение, в общем, сводилось к походам на концерты, слушанию разных видов импровизационной музыки. Но и академическое образование по-прежнему важно для меня, поскольку вся техника, которой я владею, происходит оттуда. При этом, мне кажется, не так существенно, в какой области ты получил образование, — это может быть рок, джаз, классическая музыка, народная. Просто в какой-то момент ты решаешь обрести свой собственный язык, и на этом пути ты предоставлен сам себе, ты в определенном смысле самоучка, ты слушаешь других и постепенно развиваешь свой язык. И этот процесс не имеет конца — это можно понять по творчеству многих музыкантов: они по-прежнему в движении, они развиваются, они заново определяют что-то для себя, они открывают что-то новое, углубляются во что-то. Собственно, это обычное жизненное поведение. Для меня такая жизнь имеет смысл гораздо больший, чем исполнение классического произведения или джазового стандарта. Это экспериментальный подход, позволяющий постоянно проверять, годится ли мой бэкграунд по-прежнему, не пора ли его поменять, не хочу ли я от чего-нибудь избавиться или что-то присвоить.
ВИДЕО: DEK Trio, выступление в клубе Baustelle, Австрия
Кого бы вы назвали в первую очередь из тех ваших партнёров по импровизационной сцене, кто чему-то научил вас, с кем работа наиболее вас вдохновляет?
— Когда в молодости я искала пространство, в котором могу творить, таким музыкантом стала для меня Жоэль Леандр, потому что у неё тоже есть классическое образование. Мне было важно слушать музыкантов с классическим образованием, даже просто для того чтобы понять: да, по этому пути я могу двигаться! Но большое значение для меня имел и Петер Ковальд. В молодости я посещала множество мастер-классов, концертов, я слушала Schlippenbach Trio. На меня повлияла также Полин Оливерос, которая работает совсем в другой области, тем не менее в её работах важное значение имеет импровизация. И вот через импровизацию я пришла к сочинительству. Хотя для композиторов я всегда немного аутсайдер, потому что я занимаюсь импровизационной музыкой. Но и обратное справедливо: есть импровизаторы-пуристы, для которых я тоже аутсайдер! А я болтаюсь между этими пространствами и использую и тот, и другой опыт.
Я могла бы назвать и больше имён. Думаю, я отличаюсь от других музыкантов тем, что больше училась у исполнителей на других инструментах, чем у пианистов. Меня часто спрашивают, кто именно из пианистов больше всего повлиял на меня. Да, конечно, я была знакома с творчеством Сесила Тейлора, мне он нравится. Но есть, например, Энтони Брэкстон, который для меня очень ценная фигура, потому что он каким-то образом тоже сочетает в себе сочинительство и импровизирование, особенно когда он стал изучать мир европейского академического авангарда. Джазовой сцене это совсем не нравилось. Но мне такие люди нравятся, люди, которые следуют тому, что их интересует, и не думают о том, что о них скажет сообщество. Я хочу выработать свой язык, и если мой язык потребует, чтобы я взаимодействовала с европейским академическим авангардом, то почему нет? Такие люди, как Брэкстон, очень вдохновляют меня, потому что они находятся посередине, сидят на двух стульях. Может быть, для кого-то они слишком интеллектуальны, но мне они нравятся.
В этом деле приходится рисковать, удивлять самих себя и других. Ты что-то разрабатываешь, и даже если никого это не заинтересует и никто это не поддерживает, тебе всё равно надо продолжать, быть терпеливым, возможно, это потребует много времени. Но будут люди, которые поймут, что ты делаешь. Кен Вандермарк был среди музыкантов одним из первых, кто меня поддержал: он слушал мою музыку и отметил, что я делаю что-то необычное. Важно понимать, что есть не только те, кто работает в магистральном направлении, есть экспериментаторы. Может быть, с их музыкой сложно иметь дело, потому что для неё нет названия, потому что мы не знаем, к чему её отнести. Но такие люди вносят очень важный вклад, в том числе на будущее. В прошлом тоже было так: в джазе, да и во всякой другой музыке всегда были те, кто рисковал, а позже кто-то осознавал, что это был важный шаг, при том что в тот момент, когда этот шаг был сделан, никто его не оценил, все только раздражались. Может быть, не удастся достичь известности, но на меня влияют люди, которые горят во имя идеи, во имя собственного видения.
Я хотел бы спросить вас о двух ваших ансамблях — Barcode и Plasmic. Их составы похожи: фортепиано, женский голос, ударные и струнный инструмент. Имеют ли они между собой какое-то сходство, на ваш взгляд, или это совсем разные истории, и нет ничего общего?
— Сходство в том, что в обоих ансамблях есть женский голос, хотя это и не единственные два моих проекта, в которых участвует женский голос, например, есть ещё Reddeer с участием афроамериканской певицы Фэй Викториз Бруклина. Можно видеть, что человеческий голос для меня по-прежнему важен, с тех пор, как я начинала импровизировать и выступала как певица. Но в остальном ансамбли сильно отличаются друг от друга: в Barcodeударник, помимо установки, использует электронику, в то время как в другом проекте электроники нет. Певицы в ансамблях — разного типа. Plasmic — полностью австрийский квартет, а в Barcode вместе с тремя австрийцами играет скрипачка из Великобритании Элисон Блант, это тоже отличие.
Можно ли вас считать лидером этих двух ансамблей?
— Нет, все музыканты в них равны. В рамках композиторской музыки я всё сочиняю сама, отталкиваясь от собственных идей. И для меня важно, чтобы в импровизационной музыке между исполнителями сохранялось равенство и не было никакой иерархии. В этом году у меня была возможность сочинить музыку для ансамбля, в составе которого были музыканты, имеющие джазовый опыт. Я тут же почувствовала, что это нарушит равновесие, которое есть в моей системе. С другой стороны, вполне возможно, что я стану использовать в импровизационных ансамблях свои идеи, которые появляются во время сочинительства. Так же у Кена: есть ансамбль DKV, участники которого только импровизируют, и, с другой стороны, есть Made to Break или совсем новый ансамбль Marker, для которых он сочиняет. Но мне в ансамблях, в которых я играю, нравится открытость и то, что каждый участник может стать лидером в любой момент и повести ансамбль за собой.
Думали ли вы о том, чтобы создать ансамбль побольше, вроде Entr’acte, в котором можно было бы совместить импровизацию с композиторскими идеями или сочинёнными заранее произведениями?
— Думала и думаю по-прежнему. Эта идея сопутствует мне в течение многих лет. Когда я начинала импровизировать, я играла в ансамбле с участием музыкантов, имевших за плечами как джазовую, так и академическую деятельность. И я начинала сочинять для этого ансамбля. Я использовала и импровизационные, и композиционные элементы. Мне нравится и то, и другое. Но часто бывает, что я слушаю музыку, в которой сочетаются те и другие элементы, но в каждой составляющей чего-то не хватает. Я уже говорила, что в этом году мне случилось сочинять для ансамбля с участием музыкантов, которые умели импровизировать. Это было здорово, потому что я как композитор могла передать им свой опыт. Думаю, это важный путь развития для меня на будущее. Раньше я в своей композиторской работе подробно выписывала все партии, а коллективная свободная импровизация была противоположной крайностью моей деятельности. Теперь я вижу, что могу изменить этот расклад. Я вижу, что ситуация с композиторской и импровизационной сменой меняется. Есть новые молодые ансамбли, музыканты, открытые и способные заниматься и тем, и другим. Как в джазе, где музыканты умеют и то, и другое. Но раньше я как композитор, как правило, не имела возможности работать с джазовыми музыкантами, так что приходилось иметь дело с тем, что есть. А эти молодые музыканты фактически живут в обоих мирах — как и я. И в мире импровизационной музыки я вижу всё больше проектов, где используется сочинённый материал.
Кроме того, меня интересуют проекты, в которых пересекаются не только различные музыкальные практики, но и разные музыкальные культуры. Это для меня совсем новая сфера. Так что я выхожу за пределы своего безопасного пространства… пока мы с вами разговариваем! (Смеётся.)
По-прежнему ли вы используете собственный голос?
— Иногда, особенно когда выступаю соло. Но не часто. Фортепиано предоставляет мне куда больше возможностей.
Кстати о возможностях фортепиано: всегда ли вы используете объекты для препарирования инструмента, извлекаете звуки изнутри инструмента?
— Я всегда сочетаю разные приёмы. Во время гастролей случается, что на концерте нет фортепиано, и я играю, используя только клавиши. Но мне всегда хочется не сосредотачиваться на чём-то одном. Мне нравится, скажем так, изобретать инструмент заново. В этом я тоже ориентируюсь на музыкантов, которые играют на других инструментах. Я считаю важной задачей изменить звучание фортепиано. Но это не значит, что я заставляю себя играть только внутри инструмента. И я не готовлю инструмент одним-единственным определённым способом. У меня есть набор объектов, которые можно использовать по-разному, чтобы мгновенно реагировать на происходящее — в общем, чтобы импровизировать! Чтобы не повторять то, что я уже делала.
Есть ли у вас как у композитора излюбленные техники, любимые инструментальные составы, для которых вы чаще всего сочиняете?
— Многое зависит от заказа, так устроена работа композитора. Если заказов нет, я могу решить написать произведение для определённого солиста, потому что я знаю и уважаю этого музыканта. Я могу выбирать инструментовки, но меня вполне устраивает, когда нужно просто реагировать, когда мне предлагают определённую инструментовку. Мне это нравится. Потому что в ряде случаев всё определяет не мой собственный вкус, а просто предлагается очень странная инструментовка, о которой я бы никогда и не подумала. Но это интересно, и я привыкла к тому, что мне что-то предлагают, потому что в мире импровизации я тоже не принимаю все решения сама, всегда есть другие, которые вносят что-то своё, и тебе нужно с ними взаимодействовать. Иногда я сочиняю по жёстким правилам, но только для того, чтобы найти какие-то новые решения. И здесь, так же, как и во время импровизации, есть возможность удивить саму себя. Если я сочиняю и знаю, как буду действовать от начала до конца, для меня это лишено всякого смысла. В процессе сочинения может обнаружиться что-то, о чём я не подозревала, и в таком случае нормально будет полностью переписать произведение и исследовать это новое явление. Этот подход происходит от опыта в области импровизации.
Вы иногда выступаете с художниками, видео-артистами, танцорами. Вы не могли бы рассказать о каких-нибудь недавних или будущих опытах в этой области?
— Недавно мы выступали со скрипачкой Элисон Блант, актрисой и исполнителем, который занимается приготовлением еды в реальном времени. Это посвящение Гертруде Стайн, проект на пересечении музыки и литературы. Она была очень передовым, радикальным автором, любила эксперименты, поэтому я часто использую её тексты для своих произведений. В этом проекте звучат её тексты в исполнении актрисы Джины Маттиелло — это моё произведение для голоса, — мы с Элисон Блант импровизируем, отталкиваясь от произведений Стайн. Звуки приготовления еды являются частью партитуры и проходят через усилитель. Я решила это использовать, поскольку спутница жизни Стайн была автором кулинарной книги. И приготовление еды в рамках проекта происходит по рецепту из этой книги. Таким образом можно одновременно слышать текст, музыку, звуки приготовления еды, а также чувствовать её запах!
ВИДЕО: выступление DEK Trio в австрийском культурном центре Gasthaus zur Post, 2014
16 ноября, 20:00, КЦ «ДОМ» (Большой Овчинниковский переулок, 24, строение 4 (м. Новокузнецкая), тел. +7(495)953-7236. Стоимость билета в предварительной продаже в кассе КЦ ДОМ — 1300 ₽, в день концерта — 1700 ₽.
Стоимость электронных билетов 1625 ₽, они доступны к покупке до полуночи даты мероприятия по московскому времени.